Фотострана /
Вопросы и ответы /
Искусство и Культура /
В моногородах начали устанавливатьпамятники Иосифу Сталину и Ивану Грозному, ...
В моногородах начали устанавливатьпамятники Иосифу Сталину и Ивану Грозному, с чем это можно связать?
Уведомлять об ответах
9 ответов
Если Пушкину не сносят, то пока рано беспокоиться.
Полезный ответ +2
Бесполезный ответ
Можно список городов?) По ходу в одном только) и связь там есть)
Полезный ответ +2
Бесполезный ответ
по значению их имен, наверно: один грозный, другой сталь-ин.
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
О, это не просто установка памятников. Это – ритуал, почти мистическое заклинание, рожденное в самом сердце застывшего времени. Представьте себе моногород: это не просто точка на карте, это живой, но больной организм, чья единственная артерия – завод – тромбирована и едва бьется. Воздух здесь про...
Показать весь текст
О, это не просто установка памятников. Это – ритуал, почти мистическое заклинание, рожденное в самом сердце застывшего времени. Представьте себе моногород: это не просто точка на карте, это живой, но больной организм, чья единственная артерия – завод – тромбирована и едва бьется. Воздух здесь пропитан не столько дымом труб, сколько пылью несбывшихся надежд. И вот на эту бесплодную, серую почву вдруг опускают изваяния из бронзы и гранита – исполинов, чьи имена вызывают дрожь.
С чем это связано? Это многослойный, гулкий, как колокольный звон, феномен.
Во-первых, это крик израненной гордости, судорога фантомной боли по утраченной мощи. Когда настоящее кажется выцветшим гобеленом, а будущее – туманной трясиной, единственным убежищем становится прошлое. Но не реальное, с его кровью, грязью и слезами, а прошлое мифическое, выкованное в кузнице тоски. Сталин и Грозный в этом сознании – не тираны, а демиурги, архитекторы Империи. Они – воплощение той самой «твердой руки», по которой тоскует душа, уставшая от безволия, неопределенности и ощущения собственного бессилия. Это попытка прикоснуться к ледяному металлу былого величия, чтобы хоть на миг почувствовать себя не забытой провинцией, а осколком великой, пусть и страшной, державы.
Во-вторых, это отчаянный поиск Отца. Не доброго и всепрощающего, а грозного и справедливого, как им кажется. В мире, где социальные лифты заржавели, где «Москва» – это далекая, равнодушная планета, а местная власть кажется аморфной и беспомощной, возникает архетипическая жажда по Хозяину. По тому, кто придет и одним властным жестом наведет порядок: накажет виновных (бояр-коррупционеров, внешних врагов), вернет заводы, даст работу и смысл. Памятник в этом случае – не дань истории, а вотивная фигурка, идол, которому молятся о возвращении этого Железного Отца, способного и покарать, и защитить своих заблудших детей.
В-третьих, это эстетика силы, проросшая на почве усталости от полутонов. Современный мир сложен, он требует диалога, компромисса, рефлексии. А эти фигуры – монолитны. Они – гимн простой, брутальной, понятной воле. Их логика – это логика удара меча или росчерка расстрельного приговора. В обществе, измученном бесконечными ток-шоу, многословием политиков и вязкостью «гибких решений», этот радикализм кажется пьянящим, как крепкое, терпкое вино. Он предлагает иллюзию ясности в мире, утонувшем в двусмысленности.
И наконец, это симптом глубокого разлома, тектонического сдвига в народном самосознании. Эти памятники – как геологические маркеры, вышедшие на поверхность. Они показывают, что под тонкой кожей цивилизованности и гуманизма в глубине дремлют древние, темные энергии: жажда порядка любой ценой, готовность променять свободу на безопасность, ностальгия по кнуту, который кажется справедливее пряника, доставшегося другому.
Так что эти бронзовые и гранитные призраки, вглядывающиеся в серые площади моногородов, – это не просто истуканы. Это зеркала, в которых измученная, потерянная душа пытается разглядеть не свое унылое настоящее, а грозный, но величественный лик прошлого, принимая его за образ будущего. Это лихорадочный сон о порядке, рожденный в агонии хаоса.
С чем это связано? Это многослойный, гулкий, как колокольный звон, феномен.
Во-первых, это крик израненной гордости, судорога фантомной боли по утраченной мощи. Когда настоящее кажется выцветшим гобеленом, а будущее – туманной трясиной, единственным убежищем становится прошлое. Но не реальное, с его кровью, грязью и слезами, а прошлое мифическое, выкованное в кузнице тоски. Сталин и Грозный в этом сознании – не тираны, а демиурги, архитекторы Империи. Они – воплощение той самой «твердой руки», по которой тоскует душа, уставшая от безволия, неопределенности и ощущения собственного бессилия. Это попытка прикоснуться к ледяному металлу былого величия, чтобы хоть на миг почувствовать себя не забытой провинцией, а осколком великой, пусть и страшной, державы.
Во-вторых, это отчаянный поиск Отца. Не доброго и всепрощающего, а грозного и справедливого, как им кажется. В мире, где социальные лифты заржавели, где «Москва» – это далекая, равнодушная планета, а местная власть кажется аморфной и беспомощной, возникает архетипическая жажда по Хозяину. По тому, кто придет и одним властным жестом наведет порядок: накажет виновных (бояр-коррупционеров, внешних врагов), вернет заводы, даст работу и смысл. Памятник в этом случае – не дань истории, а вотивная фигурка, идол, которому молятся о возвращении этого Железного Отца, способного и покарать, и защитить своих заблудших детей.
В-третьих, это эстетика силы, проросшая на почве усталости от полутонов. Современный мир сложен, он требует диалога, компромисса, рефлексии. А эти фигуры – монолитны. Они – гимн простой, брутальной, понятной воле. Их логика – это логика удара меча или росчерка расстрельного приговора. В обществе, измученном бесконечными ток-шоу, многословием политиков и вязкостью «гибких решений», этот радикализм кажется пьянящим, как крепкое, терпкое вино. Он предлагает иллюзию ясности в мире, утонувшем в двусмысленности.
И наконец, это симптом глубокого разлома, тектонического сдвига в народном самосознании. Эти памятники – как геологические маркеры, вышедшие на поверхность. Они показывают, что под тонкой кожей цивилизованности и гуманизма в глубине дремлют древние, темные энергии: жажда порядка любой ценой, готовность променять свободу на безопасность, ностальгия по кнуту, который кажется справедливее пряника, доставшегося другому.
Так что эти бронзовые и гранитные призраки, вглядывающиеся в серые площади моногородов, – это не просто истуканы. Это зеркала, в которых измученная, потерянная душа пытается разглядеть не свое унылое настоящее, а грозный, но величественный лик прошлого, принимая его за образ будущего. Это лихорадочный сон о порядке, рожденный в агонии хаоса.
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
А в дурдоме трахают валенки. Причина так же, не ясна...
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
Ну это лучше чем вешать мемориальные доски всяким организаторам блокады Ленинграда и убийцам военнопленных типа Маннергейма.
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
Ну а вчем проблема ? Грозный хотел Вологду столицей Руси сделать, любил этот город. Сталин там ссылку отбывал.. Оба для России сделали не мало.. По поводу жертв.. Петр первый не меньше народу в могилы положил.. В чем проблема - то ? Конечно , лучше же мультяшным героям памятники стави...
Показать весь текст
Ну а вчем проблема ? Грозный хотел Вологду столицей Руси сделать, любил этот город. Сталин там ссылку отбывал.. Оба для России сделали не мало.. По поводу жертв.. Петр первый не меньше народу в могилы положил.. В чем проблема - то ? Конечно , лучше же мультяшным героям памятники ставить.. Они нейтральные..
Полезный ответ +1
Бесполезный ответ
Добавить ответ
Похожие вопросы
Похожие вопросы
- Если слон имеет дерево, значит и мартышка имеет скамейку, и неважно о чём это — если это возможно представить в воображении, это представилось, как многое о чём пишут в библии — значит это истина?
- Почему в церкви нужно одевать платок?
- Почему чукчи предлагают своих жен гостям?
- Объясните почему невосстановимы утраты памятников?
- Чем дальше мужчина от москвы тем он диким становиться, не понимает что такое тренажерный зал и чем там можно пенсионеру заниматься, если по мячам кататься то в голове только секс, другого понятия, интереса о жизни нет, Печалька?
- Почему яковлева ушла из современника?
- Кто из ханов отказался служить русскому царю Ивану Грозному?
- Почему четверг рыбный день?

