Сегодня день рождения светлой памяти ЭДУАРДА АРТАШЕСОВИЧА АСАДОВА
Он ушел на войну добровольцем в 17 лет, сразу после выпускного бала. В 1944-м, в сражении за Севастополь, был тяжело ранен, потерял зрение.
С того рокового дня мир видимого заменила для него поэтическая вселенная. В начале 1960-х творчество Асадова приобрело огромную популярность. Книги поэта-фронтовика, Героя Советского Союза, выходившие 100-тысячными тиражами, немедленно исчезали с прилавков. С неизменным аншлагом на протяжении нескольких десятилетий в самых известных залах страны проходили его литературные вечера, а девчонки-школьницы в общих тетрадях в коричневых коленкоровых обложках переписывали его "Трусиху" вместе с "Ты помнишь, Алеша,..", "Некрасивую девочку" Заболоцкого и проникновенно читали их на школьных вечерах.
Простые, незамысловатые, но сердечные и проникновенные, его лирические стихи сделались необходимыми миллионам читателей. Он писал о простых истинах, что естественно для человека, прошедшего через войну: все случайное, искусственное, наносное для таких отходит на второй план.
Своими корнями Асадов был из Карабаха, родился в туркменском Мерве, рос на Урале. Всегда подчеркивал свою принадлежность к карабахским армянам, старался по возможности чаще посещать историческую родину:
Осенний вечер спит в листве платана,
Огни реклам мигают на бегу,
А я в концертном зале Еревана
В каком-то жарком, радостном тумане
Кидаю душу - за строкой строку.
И как же сердцу моему не биться,
Когда, вдохнув как бы ветра веков,
Я нынче здесь, в заоблачной столице
Армении - земли моих отцов.
Хотя на стихах Асадова выросла половина страны, строгие ценители литературы при упоминании его имени обычно снисходительно фыркали. Так же поступал один из самых беспощадных современных публицистов Дмитрий Быков, пока не встретился с поэтом лично. В результате родился замечательный очерк “Баллада об Асадове”, фрагмент из которого предлагаю вниманию друзей.
В тот день, в 1943 году, батарею этого лейтенанта разбили: артиллерия била на максимум – на четыре километра, так что к врагу ее придвинули буквально вплотную. В считанные часы не осталось ни одного целого орудия. Снаряды, однако, уцелели, и лейтенант со своим шофером Витей Акуловым, бывшим военным моряком, повез их на соседнюю батарею, где еще было из чего стрелять. Это был не просто подвиг – самоубийство. Дорога простреливалась идеально. Машина еле карабкалась в гору. На полпути они заглохли, Акулов со всей силы жал на тормоза, лейтенант выскочил, долго под огнем крутил ручку и чудом завел мотор. Подъем кое-как одолели, вылезли на плоскогорье, но тут их стало видно уже отовсюду: налетели два «юнкерса». Лейтенанту вместе с Акуловым пришлось выпрыгнуть из машины и залечь под колеса. «Юнкерс» заходил прямо на них. Лейтенант успел еще пошутить в своей манере – береги, мол, прическу, Акулов, - и тут же рядом, в траншею, ухнула бомба. Осколки, по счастью, пошли вверх, тут подоспели наши истребители, «юнкерсы» ушли, а лейтенант пошел впереди еле двигающейся машины, показывая маршрут среди воронок. Уцелевший Акулов расскажет обо всем этом, но много позже…
Батарея, куда они ехали, была уже в двух шагах, лейтенант замахал рукой – и тут же рядом разорвался снаряд. Все, кто наблюдал за лейтенантом с его батареи, не сомневались: погиб. Чудес не бывает. Самая дичь, самая обида в том и была, что снаряды эти он, по сути дела, довез, успел, и было ему всего двадцать лет, и все его так любили! Командующий артиллерией второй гвардейской армии Стрельбицкий о нем потом спросил. Ему так и доложили: вез боеприпасы на соседнюю батарею… выхода не было – у него не из чего стрелять, у соседа нечем… довез, но у самой цели погиб. Генерал, всего-то два раза его и видавший, очень о нем горевал и на всю жизнь запомнил лейтенанта Осадчего. Ведь накануне видел его, спасающего жизнь старшине, чуть не распек… ах, знать бы!
На всех встречах с пионерами, которых после войны у него было много, он рассказывал про черноглазого лейтенанта, а после одной из таких встреч услышал, как артист филармонии читает стихи поэта Асадова – как раз о защите Севастополя. Поэт тоже там воевал и, по мнению генерала, в материале ориентировался. Стрельбицкий решил с ним созвониться и рассказать про лейтенанта: может, Асадов напишет, он поэт очень известный, пусть молодежь знает… к тому же он наш, крымский, воевали рядом – должен понять!
Он достал в Москве телефон Асадова и стал ему рассказывать про молодого веселого лейтенанта, которого так любили солдаты, который так лихо закуривал под огнем, и над шутками его покатывались все – представляете, он одному молодому солдату сказал, чтоб тот берег уши, а то по лопоухому легче попасть… и это как раз перед тем, как ехать на смерть! Надо написать, пусть знают, погиб же парень всего в двадцать лет!
– Не погиб, - сказал Асадов после некоторой паузы. - Вы меня не узнаете, Иван Семенович?
А СЧАСТЬЕ-ТО БЫВАЕТ РАЗНОГО РОСТА…
Карабахский армянин Эдуард Асадов, чью непривычную для русского слуха фамилию генерал Стрельбицкий для себя оформил как «Осадчий», был тогда ранен в голову, перенес 12 операций (почти все – под местным наркозом или вовсе без него), навсегда потерял зрение и стал самым известным советским поэтом. Не спорьте – самым! В утешение ревнителям чистого искусства могу напомнить, что популярность ведь – не качественный показатель, она об аудитории и о поэте говорит поровну…
Но факт есть факт: в славе с Асадовым не могли соперничать ни Евтушенко, ни Окуджава, ни Ахмадулина. Их слава – хоть чуть-чуть, а элитарная. А Эдуард Асадов был любимым поэтом советского народа – с конца 50-х до начала 80-х, а то и позже.
Герой, красавец, мученик, моралист, любимый автор солдатского, сержантского и офицерского состава, кумир состава стародевического, девического и женского, геологического и подводнического, студенческого и пролетарского: не всякого опять же, но составляющего большинство!
Суммарный тираж книг Асадова, которых набегает около 40, достиг 3-х миллионов, и их было не достать! Ни одного поэта в мире, кроме автора басен и государственного гимна Сергея Михалкова, так не издавали! А Асадов не был автором Государственного гимна, сочинял лирику – любовную и патриотическую, - не имел от государства наград, кроме боевых, не награждался премиями, не печатался в журналах, не занимал должностей, не подписывал осуждающих петиций, и даже самый упорный ненавистник его поэзии, снисходительно третирующий ее с чисто литературной точки зрения, по-человечески не упрекнет его ни в чем: не в чем.
Последняя книга вышла у Асадова в 2001 году. Он продолжал жить в маленькой квартирке недалеко от проспекта Мира с женой Галиной, артисткой-чтицей, вместе с которой он главным образом и выступал. Никаких доходов, кроме пенсии, у него нет. Сумму пенсии он назвать отказался – карабахский армянин, фронтовик, гордость… Гордость он сохранил вполне, достоинство – тоже. Никакой зависти, никакого злопыхательства в адрес более удачливых литераторов, никакой обиды на то, что его никто не помнит…
Хотя что я говорю? Это в прессе, в столичных газетах, в литературных или жирных журналах о нем ни слова, и это естественно. У весьма многих, когда я говорил, что был у Асадова, брови съезжали на затылок: так он жив?! Жив, ему семьдесят шесть лет, он прекрасно выглядит и каждое утро делает двухчасовую гимнастику с четырехкилограммовыми гантелями. И все это время пишет – практически без единой публикации, с твердо приставшим к нему ярлыком графомана и имитатора, олицетворенного кича...
Так что критика и так называемый умный читатель его действительно не помнят, - хотя, впрочем, и всегда не жаловали. А народ – народ помнит своего поэта. И в квартиру, где неисправна телефонная линия, ему частенько звонили, попадая не туда. – Это больница? – Нет, это квартира поэта Асадова, - отвечает его жена. – Поэта Асадова?! Это который – «а счастье, по-моему, просто бывает разного роста»? – Да. «От кочки и до Казбека, в зависимости от человека».
Я совершенно искренне полагаю, что ситуация, при которой сто из ста пятидесяти опрошенных комсомольцев любимым поэтом называют Асадова (так было в семидесятых, об этом писала «Комсомолка»),— нормальна. И пусть лучше знают наизусть «Балладу о рыжей дворняге», этот безусловный поэтический суррогат, нежели «Зайку мою»: вы спросите, какая разница?— есть разница. Надо вернуть народу этот кич, чтобы отбить охоту к суперкичу, заполонившему страну. Эта культура — самый массовый, самый секулярный ее вариант — все-таки несет в себе и добро, и красоту, и сострадание: в том виде, в каком они понятны стране. И я, сноб, гурман, смакователь, — низко кланяюсь Асадову, самому известному поэту самой большой страны.
К сведению современных литераторов, это и называется славой – когда вам ошибочно звонят на квартиру и цитируют ваш текст, едва услышав фамилию: заметьте, после десяти лет глухого официального забвения, всегда постигающего в нашей стране кумиров массовой культуры. А то, что Асадов к ним принадлежит, думаю, не вызовет особых возражений и у него самого. Это тоже литература, только другая. Феномен, отчасти близкий, с одной стороны, к фольклору, а с другой стороны – к поп-культуре. Что в общем сегодня синонимично.
– Эдуард Арташесович, как вы пишете?
– У меня давно отработанный механизм. Я наговариваю на магнитофон, потом слушаю, правлю и печатаю на машинке. Я печатаю со скоростью профессиональной машинистки.
Асадов действительно печатает очень быстро, свободно ориентируется в комнате, двигается со своеобразной восточной грацией; о его слепоте забываешь, хотя лицо с неизменной черной повязкой выглядит подчас пугающе.
Нечеловеческой своей волей он заставил себя перелопатить со слуха гору литературы, окончить Литинститут (вместе с Тендряковым, Гамзатовым, Бондаревым – последний, кстати, был единственным человеком на курсе, с которым они почему-то не дружили), переводить поэтов Армении, Башкирии, Грузии, Узбекистана, выучиться печатать, обращаться с любой техникой, столярить, слесарить, полностью обслуживать себя, шить… Воле его удивлялись врачи.
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?
Что же такое счастье?
Одни говорят: — Это страсти:
Карты, вино, увлеченья —
Все острые ощущенья.
Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.
Третьи считают, что счастье —
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.
По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.
Еще есть такое мнение,
Что счастье — это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!
А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!