Здесь выдают
ставки
ставки

НЕРАЗМЕННАЯ БАБОЧКА
(la chansonette)
Не нарушать бы вихрю эту тишь,
да нипочём ему не запретишь:
подует он, войдёт в свои права -
и отделит пыльцу от рукава.
Тому назад минуту или две
сидела бабочка на рукаве.
Она была хрупка, была бела,
а улетела - как и не была.
Но через год не в наши ли края
она вернётся из небытия?
Пошелестит - и в дымке пропадёт,
чтобы опять возникнуть через год.
И если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
А если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
Есть океан, которым брежу я.
Вдоль океана - набережная,
в сто фонарей бульвар... красиво, да?
Пыльца и дымка, суша и вода.
На рейде яхта реет миражом.
От яхты явно веет мятежом.
А по бульвару, тоже как мираж,
вдоль океана едет экипаж.
Чернеет китель, светится фата:
куда-то к счастью катится чета.
Куда-то - только что из-под венца -
к небытию, на пристань, в небеса.
Он офицер, он сдержан, а она
происходящим столь восхищена,
что не решится выразить в ответ,
зовут её Шарлотта или нет.
Его лорнет из тонкого стекла.
Её фата как бабочка бела.
И ждут их там, куда летят они,
мятежной яхты залпы и огни.
Колёса вязнут в дымке и пыльце.
И океан меняется в лице.
Того гляди, всё кончится бедой...
Но тут я ставлю точку с запятой.
И в заводной сажусь аэроплан,
и уношусь туда, где океан,
за миражом, за яхтой, за четой.
За неразменной бабочкою той.
А если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
Но если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
1999
(la chansonette)
Не нарушать бы вихрю эту тишь,
да нипочём ему не запретишь:
подует он, войдёт в свои права -
и отделит пыльцу от рукава.
Тому назад минуту или две
сидела бабочка на рукаве.
Она была хрупка, была бела,
а улетела - как и не была.
Но через год не в наши ли края
она вернётся из небытия?
Пошелестит - и в дымке пропадёт,
чтобы опять возникнуть через год.
И если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
А если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
Есть океан, которым брежу я.
Вдоль океана - набережная,
в сто фонарей бульвар... красиво, да?
Пыльца и дымка, суша и вода.
На рейде яхта реет миражом.
От яхты явно веет мятежом.
А по бульвару, тоже как мираж,
вдоль океана едет экипаж.
Чернеет китель, светится фата:
куда-то к счастью катится чета.
Куда-то - только что из-под венца -
к небытию, на пристань, в небеса.
Он офицер, он сдержан, а она
происходящим столь восхищена,
что не решится выразить в ответ,
зовут её Шарлотта или нет.
Его лорнет из тонкого стекла.
Её фата как бабочка бела.
И ждут их там, куда летят они,
мятежной яхты залпы и огни.
Колёса вязнут в дымке и пыльце.
И океан меняется в лице.
Того гляди, всё кончится бедой...
Но тут я ставлю точку с запятой.
И в заводной сажусь аэроплан,
и уношусь туда, где океан,
за миражом, за яхтой, за четой.
За неразменной бабочкою той.
А если что-то надо объяснять,
то ничего не надо объяснять.
Но если всё же стоит объяснить,
то ничего не стоит объяснить.
1999
Следующая запись: "Есть такие женщины, которые уже не боятся. Которым уже поздно бояться. Бояться не понравиться. ...
Лучшие публикации