Реаниматолог Петерис Клява убедился, что есть жизнь после смерти...
И от нас зависит какой она будет.
Моя работа реаниматолога — особенная. Она связана с самыми современными технологиями, с последними достижениями науки и с самой мистической стороной человеческого существования — с пребыванием на границе между жизнью и смертью.
Я постоянно вижу феномен смерти: был ребенок и была радость — и вот его нет, и осталось ужасное горе. Есть абсолютно технологическая борьба за жизнь: аппараты искусственного дыхания, мониторы, химические препараты — и ты с их помощью делаешь все возможное.
И есть нечто неуловимое, эфемерное, непросчитываемое. Кто-то должен по всем показателям выжить — а он уходит. Кто-то выглядит совершенно безнадежным — и остается жить. И я как врач ничего никому не могу гарантировать.
Великая мера незнания
Мы ужасаемся тому, как лечили в 80-е годы – сейчас нам кажется, что врачу надо пойти и застрелиться после таких назначений. А тогда все правильным считалось. И всего ведь тридцать лет минуло, так мало по историческим меркам, но какой невероятный скачок произошел в нашем понимании, что такое инфекция, какова физиология организма. И мы осознаем: через 100 лет наши теперешние передовые достижения покажутся ерундой, а через 500 – мракобесием и полным средневековьем.
Я как врач использую все современные технические средства, чтобы сохранить ребенку жизнь и вернуть ему здоровье. Но я понимаю, как велика мера нашего незнания, и смиряюсь с этим.
Мистики нет. Есть ограниченность невежественного сознания. То, чего мы не понимаем, тоже существует и влияет на нашу жизнь.
Я постоянно об этом думал –— работа к таким раздумьям располагала.
В 90-е годы друзья принесли мне номер журнала Science, в котором ученые писали о том, какие самые важные вопросы стоят перед наукой.
Я с большой радостью и с немалым облегчением прочитал список этих вопросов: что такое реальность? что такое сознание? существует ли свободная воля — или все предопределено? есть ли жизнь после смерти?
Оказывается, я не одинок в своих поисках — они волнуют и лучшие умы человечества. С тех пор я непрерывно изучаю и сознание, и реальность.
Про несвежую сметану и пищевую цепочку
Помню, я только-только начал работать в детской реанимации, и маленькая девочка у нас умерла оттого, что мама накормила ее прокисшей сметаной. Так банально и так страшно. Несвежая сметана. Понос. Инфекция. Почечная недостаточность. Смерть. Теперь это лечат элементарно. А тогда — не могли.
После ее смерти я поехал на Лесное кладбище на могилу отца. Мой отец был ученый — физик и математик, он работал в Новосибирском академгородке и умер совсем молодым. Я люблю кладбища — там царит покой и умиротворенность. И можно сосредоточиться на главном, ничто не отвлекает.
Я работал недолго, но уже видел столько страданий. И отчаянно, страстно хотел понять, что делает человека живым, что такое — жизнь.
Мне была неприятна ее биологическая основа: это же неправильно, что волки едят косуль, кошки ловят мышей, коршуны охотятся за кроликами. Человек ест животных. Люди убивают друг друга ради богатства и материальных ценностей. Как это грубо и невежественно, это же мясорубка, еще Шекспир говорил: «Ад пуст — они все здесь, среди нас!» Зачем все это? Почему бы не устроить мир по-другому?
Я у могилы отца бросал вызов Богу, я кричал и ругался: «Ты что за ерунду сделал? Ладно, люди убивают друг друга, но сама природа построена на пищевой цепочке, когда все друг друга по очереди жрут. И если Бог — это Любовь, сострадание, доброта, то почему матрица бытия — это насилие и страдание?»
И много позже я осознал то, про что так хорошо написала Блаватская: «Истина никогда не спустится к нам — мы должны до нее подняться». В моей практике появились мощнейшие моменты, которые показывали то необъяснимое, некий аванс, который выдается нам кем-то или чем-то — и который показывает: мы знаем не все.
Мои коллеги-врачи описывали много клинических случаев, у которых нет научного объяснения. Пока нет. Но это не значит, что — не будет.
Вершина айсберга. Про Танечку
Если мы не будем лечить пациентов, многие не выздоровеют. Это очевидно. Но сам момент выздоровления — загадочен. В нем присутствует некая великая тайна.
Эта история случилась давно, когда я еще был молодым врачом. Привезли ночью девочку лет одиннадцати, Танечку, с длинными светлыми косами.
У них дома загорелся телевизор, мгновенно вспыхнули синтетические занавески, девочка надышалась копотью и гарью.
Она умирала — лицо серо-синее, дышать не может. Воздух не поступал в легкие, аппарат искусственного дыхания не помогал. Я выхватил трубку, по которой кислород через трахею шел в легкие, думал — проблема в ней, а она чистая, значит, копоть перекрыла бронхи. Сейчас бы ей сразу же провели бронхоскопию и очистили дыхательные пути. В те годы в полвторого ночи бронхоскопию не делали. Я пытался очистить ей бронхи электроотсосом — ничего не получилось. Остановка сердца.
Сорок пять минут мы проводили непрямой массаж сердца при норме в двадцать пять. Отступились. Девочке уже подвязали челюсть и приготовились ее увозить. Я стал писать направление в морг. И вдруг подумал: «А ты заинтубируй ее и промой дыхательные пути раствором соды, чтобы растворить эти сгустки». Я подошел к девочке, проверил реакцию зрачков — широкие, на свет не реагируют, что является косвенным признаком гибели нервных клеток в мозге. Трупные пятна проступают. И нет бы мне на том успокоиться и смириться. Я сделал все наоборот. Я сорвал повязку с подбородка девочки. И провел весь комплекс мер, которые задумал. Из бронхов вышла спрессованная копоть в виде слепка бронхиального дерева, я обрадовался и решил возобновить реанимацию. Чего я ей только не вводил! И сердце девочки заработало. Сам стою и думаю: «Дурак, ты чего старался, она же без мозгов осталась — будет инвалидом всю жизнь!»
Через четыре дня девочка сидела на кровати и ела овсянку. Она улыбалась мне, а мама заплетала ей косы. Как это объяснить? Не знаю!
Нет, ну, конечно, можно сказать, что Клява — это такой офигенный доктор, который возвращает пациентов с того света. Но это будет вранье — у каждого реаниматолога в арсенале есть подобные примеры, когда он делает все возможное и немного больше. И пациент выживает. И ты никогда не понимаешь, отчего выжил именно он, а не те другие, за которых ты тоже бился изо всех сил. У Танечки я видел признаки биологической смерти. Однако сейчас она здоровая взрослая женщина.
Почему повезло именно мне, именно тогда? Не знаю, не знаю, не знаю…
Каждый успешный случай реанимации — это айсберг, и его громадную подводную часть мы не видим.
У Бога нет других рук, кроме наших
Лет восемь назад мальчик неполных трех лет попал в реанимацию с тяжелейшей пневмонией. Он провел 40 дней на аппарате искусственной вентиляции легких и в искусственной коме. На моем дежурстве все жизненные показатели начали падать. Уровень кислорода в крови катастрофически снижался. Аппарат нагнетал в его легкие кислород под самым высоким давлением. Одно легкое не выдержало и лопнуло. Родители были в ужасе. Да, они были в палате, так как имеют право находиться вместе с умирающим, если хотят. Я продренировал пострадавшее легкое. Тут же разорвалось второе. Я понимал, что мозг мальчика начинает страдать от дефицита кислорода. Наступали необратимые изменения. И я сказал родителям: «Это неэтично — задерживать человека в таком состоянии, когда вылечиться невозможно, а можно только продлить агонию».
Мама молчала — она была в шоке. А папа упал на колени, он молился Богу и требовал, чтобы я спас его сына: «Ты делай все, что только можно: твои руки сейчас — руки Бога, он захочет — все через тебя даст. Но только через тебя. А ты бросишь — и нет у него рук!» Часто люди в подобном состоянии неадекватны, и мы в реанимации к этому привыкли. Сразу даем лекарства, и они успокаиваются. Но тут было что-то другое. Казалось, будто бы за отцом ребенка стоит кто-то еще, Некто Больший. Знающий. И я вводил мальчику такие дозы препаратов и гормонов, которые в книжках даже не описываются, и говорил себе: «Пусть отец осознает ситуацию, мне главное — выиграть время, чтобы он успокоился». Объяснял себе свои действия с рациональной точки зрения.
Минута прошла, другая, а мальчик не умирал. И вдруг уровень кислорода стал расти. Сам по себе. Ни один академик мира такой исход не спрогнозировал бы. Мальчик не умер в ту ночь. И в следующую — тоже. Потом он «слез» с аппаратуры и пошел в отделение. Потом выписался домой.
Каждый Новый год его папа приезжает в реанимацию с цветами и тортами. Иногда привозит сына. Мальчик растет крепким, с интеллектом у него все порядке. Со здоровьем — тоже, разве что минимальные остаточные изменения в легких на рентгене просматриваются. И все — больше никаких последствий.
Рационально я не могу объяснить, что произошло. Предполагать можно разное, но это не будет наука. Мне словно показали: «Ты думал, что он умрет, — а он выжил».
Зачем нам нужны знания
Не так давно в реанимацию поступил пятилетний мальчик в очень тяжелом состоянии. Было утро. Пятиминутка завершилась. Ночная смена ушла, мы — смена дневная — в отделении пили утренний чай, обсуждали новых пациентов вперемешку с нашими домашними делами. И был такой мощный контраст между бодрой, будничной, полной энергии атмосферой за столом и отчаянием в реанимационной палате, где дети цеплялись за ускользающую от них жизнь, что я сказал коллегам: «Давайте сконцентрируем ум и визуализируем наше общее желание: как мы переписываем будущее, в котором все дети, которые сейчас на грани, — выздоравливают. Так сильно сконцентрируемся на этой картине, как будто бы каждый из них — твой собственный ребенок. Создадим и увидим то, что хотим, вместо того, что есть».
Все замолчали. И пять-семь минут в тишине что-то происходило. А потом вдруг все заговорили, засмеялись разом, словно выдохнули с облечением.
Мальчик выжил. И другие дети активно на поправку в этот день пошли. И я вам скажу, что мы классно всю смену проработали, на подъеме, с полной отдачей. А с другой стороны — неизвестно, как все сложилось бы без визуализации. Я знаю одно: все, кто был за столом, ощутили эту возможность, как и я. Только я ее вслух сформулировал, зато все — легко подхватили. И что-то случилось.
Один человек вполне способен изменить мир или страну. И происходит это по принципу «пирамиды Уолта Диснея».
На ее вершине творят пара-тройка гениальных безумцев, чья фантазия не знает границ. Они создают новую реальность из своего вымысла. Под ними находится аналитический сектор — они думают, как это реализовать. Под аналитиками — экономисты, которые подводят под новую реальность материальную базу. И внизу пирамиды — критики, они ищут в новой реальности слабые места, чтобы информация о них поступила наверх и чтобы с ними справились.
Критик никогда не должен лично встречаться с фантастом — они «взаимоуничтожаются» при контакте, так как не переносят друг друга. Так создают реальность.
Так работал Стив Джобс. В основе всего лежит мысль, идея человека. И она материализуется тем или иным образом.
Множественность миров и пространств. Создание новой реальности.
Девочка пятнадцати лет уходила из жизни — шок, поражение многих органов, печень не справлялась, почки отказывали. Рядом с ней находилась ее мама, очень интеллигентная, уже в возрасте. Девочка была ее единственным ребенком. И я сказал маме: «Могу я с вами поговорить — не как врач?» Мы вышли из отделения. И рассказал ей за тридцать минут то, чему учился тридцать лет.
«Можно я с тобой буду «на ты»? На том уровне нет Петериса, нет тебя и меня. Там ты — не мама, и она — не твоя дочь. Все есть ты. Но все и Тот, кто создал этот мир и всех нас. Что есть — «мое»? Ты не родилась, ты не женщина, ты не можешь ничего создать. Есть только Тот — и Он все создает.
Как говорят буддисты, «нет того, Кто смотрит, и того, на кого смотрят, и нет процесса смотрения — все едино».
Ты пойми, что ты есть Бог. И она — Бог. Ты своей любовью и состраданием можешь творить в Нем и с Ним новую реальность в другом мире.
Когда ты видишь, что она живет и счастлива в другом мире, она действительно живет и счастлива».
Это только крохотная часть того, что я сказал.
Человек, который переживает утрату, находится в запредельном состоянии и способен на сильнейшее иновременное и инопространственное перепрограммирование. Он создает другую реальность для умершего, где тот живет и счастлив. Эту реальность мы называем раем.
Ее дочь умерла. У мамы не было ни одной слезинки. Мама знала: она существует в ином пространстве, где у нее подрастают двое детей, и они вместе катаются на велосипедах. Мама говорит: «Да, рай есть». Она его для дочки сделала.
Все есть мысль. И есть другая Вселенная, где дети всегда выживают, — и все мы рано или поздно оказываемся там и встречаем всех тех, кого любили здесь, на этой земле.
Крики несчастных и невежественных родственников в момент, когда душа перемещается в духовное измерение, нарушают процесс. Момент перехода исполнен благодати, он должен происходить в тишине, светлой, возвышенной печали. Иначе человек останется в земной атмосфере, как призрак, цепляющийся за свой дом или за родню.
Молитва, призыв о помощи к тому, кто умеет переходить из физического тела в духовное — к Богу любой религии — лучшая помощь умирающему. Молитва долгая, вплоть до сорокового дня, когда расщепляется то эфирное тело, в котором на нашем уровне обитала душа, и она полностью переходит в иное измерение.
— В человеческой жизни бывают случаи, забыть которые невозможно, рассказывать про которые — неловко. С ними обычно сталкиваются врачи, летчики и космонавты: “Видел необъяснимое, но никому про него не поведаю, а то назовут сумасшедшим или наркоманом, снимут с работы, с дежурств и полетов”.
Вот один из случаев, который меня долго тревожил. Трехлетняя девочка умерла после сложнейшей операции на сердце. И еще несколько дней в пустой палате сестрички и санитарки слышали ее плач. Даже те, кто оказывался в палате случайно и вообще ничего не знал, тоже слышали, как девочка звала маму. Малышка не могла совершить переход, ее удерживали в нашем мире у места смерти вопли и страдания покинутых близких. В частности — мамы.
Умирающую душу тоже надо лелеять, окружать заботой, вниманием, без соплей и воплей. Ведь ей предстоит долгий путь там и повторное рождение в ином теле.
Любимые фильмы, счастье и Любовь
В одиннадцатом классе я увидел сон: женщина принесла мне черную книгу, в которой "все написано”. Он сбылся через несколько лет. Я учился в медицинском институте, и женщина предложила мне купить черную книгу, где “все написано”. Называлась книга “Бхагават Гита” — индийская библия о реальности. Стоила книга тридцать пять рублей, а стипендия у нас была сорок рублей. Но я все равно ее купил и читал в общежитии по ночам, под одеялом, с фонариком - боялся, что у меня отберут “религиозную литературу".
Мои любимые фильмы с Никулиным. Почему Никулин? Потому что сложный потусторонний Тарковский или “Матрица” — это классно. Но мне такого классного достаточно в моей жизни и на работе. А когда вижу Никулина, то понимаю, как запредельная мудрость бытия оборачивается гениальной простотой.
Это для меня откровение. В одном из последних интервью у Никулина спрашивают: “Что есть счастье?” Он отвечает: “Это очень просто. Я утром встаю. Мы с женой пьем кофе. Завтракаем. И я иду на работу в цирк”. Долгая пауза, и вся Россия замирает и приникает к экранам телевизоров — что же дальше?.. Никулин после паузы продолжает: “Потом я работаю в цирке. Вечером возвращаюсь домой. Мы с женой ужинаем. Пьем чай. И я иду спать”. Точка.
Все воспринимается целиком, как есть, без ненависти, без сожалений. И в будничной серости сразу видно совершенство мироздания. Никулин дает исполниться всему прекрасному, без нервов, без истерики, без срывов. Он умеет посмеяться, он показывает нам глубокую радость бытия. Как Бог-Дитя — это его образ.
— Счастье для меня — это короткий проблеск, когда ум спокоен, а духовный интеллект чувствует присутствие вечной силы, на которое отзывается сиянием твой внутренний свет. Гармония внутреннего и внешнего. И ты понимаешь, что надо было бы находиться в таком состоянии умиротворенной радости всегда.
Что мешает? Конечно, наш непрерывно суетящийся ум.
А еще счастье для меня — когда больной ребенок попросит воды и я ложечкой даю ему пить и утоляю его жажду. Счастье — когда я вижу умных, интеллигентных и добрых родителей, которые любят своего ребенка.
— Для меня важнее любить самому. Любовь — это когда у Вас общие интересы, Вам одно и то же очень нравится и не нравится. На подобной основе создается вполне приемлемая семейная жизнь. А вообще-то каждый засыпает и умирает сам, в своем одиночестве. Как Бог один, так и ты один.
И если кому-то удается интегрировать в свое одиночество другого человека — это замечательно.
...................................................................
Петерис Клява
Родился в 1964 году. Окончил педиатрический факультет Рижского медицинского института. Получил специальность анестезиолога-реаниматолога. Более тридцати лет работает врачом-реаниматологом в Рижской детской клинической университетской больнице. С 1985 года изучает глобальные вопросы, касающиеся жизни и смерти, внетелесного опыта и развития человека. В 2001 году был инициатором и главным организатором визита Далай-ламы в Латвию. Несколько лет вел на телевидении программу «Здесь и сейчас!». Создатель общества Reanimare, которое ищет ответы на извечный вопрос: как сделать нашу жизнь гармоничной. Выступает с лекциями, ведет семинары и ритриты. Женат, двое детей.
***
Следующая запись: ....будем благодарны людям, которые делают нас счастливыми; они - очаровательные садовники, которые ...
Лучшие публикации