максим
/
Жизнь уходит на отражения, думает Славянин. Это снова не его мысль. Рядом белая чашка с остывшим ...

Жизнь уходит на отражения, думает Славянин. Это снова не его мысль.
Рядом белая чашка с остывшим кофе.
Есть ли у них имена, у двух этих мужчин. У всех есть имена. У всех людей, у всех не-людей. Вначале возникает имя, потом предмет, животное, человек. Есть имя у этого стола, этот стол зовут Фридрих. Карл Фридрих Ратенау. Но эти двое об этом не знают. Есть имя у белой чашки с остывшим кофе, ее зовут просто Лизи. Просто Лизи, когда кофе остыл, и Горячая Лизи, когда он еще горячий.
Есть имена у дождя, поющего свою долгую немецкую песню за окном; имен у дождя так много, что приводить здесь их бессмысленно.
«Зарастро…»
«Это из Моцарта, – поднимает голову Турок. – “Волшебная флейта”».
Рядом белая чашка с остывшим кофе.
Есть ли у них имена, у двух этих мужчин. У всех есть имена. У всех людей, у всех не-людей. Вначале возникает имя, потом предмет, животное, человек. Есть имя у этого стола, этот стол зовут Фридрих. Карл Фридрих Ратенау. Но эти двое об этом не знают. Есть имя у белой чашки с остывшим кофе, ее зовут просто Лизи. Просто Лизи, когда кофе остыл, и Горячая Лизи, когда он еще горячий.
Есть имена у дождя, поющего свою долгую немецкую песню за окном; имен у дождя так много, что приводить здесь их бессмысленно.
«Зарастро…»
«Это из Моцарта, – поднимает голову Турок. – “Волшебная флейта”».
Катехон.