Еще не совсем сумасшедший Батюшков восклицает блаженно и сладостно:
О память сердца, ты верней
Рассудка памяти печальной…
Вслушиваюсь и спрашиваю себя: о чем же память сердца? Что вспоминать мне и на что опереться, вспоминая?
Я путешествовал. Я листал томик Батюшкова и пил восточный кофе в заведении на самом берегу моря, под навесом. Здесь было последнее место в России, где еще продавали кофе. Мне казалось, что я пишу о Батюшкове стихи, я что-то записывал в свою тетрадку, мешали разговоры за соседними столиками: там разглагольствовали старообразные писатели из ближайшего Дома творчества. Один из них крикнул мне, не стихи ли я пишу? Мешал ветер, хлопая солнцезащитной парусиной. Я писал какую-то чушь, лишь бы писать, лишь бы не смотреть по сторонам и писать – о Батюшкове. Вот что писал я тогда:
«В глазах баратынского стоит безумие батюшкова. Перед глазами Пушкина – вологодский гельдерлин.
Меж нас не ведает поэт,
Высок его полет иль нет,
Велика ль творческая дума…
Сам судия и подсудимый,
скажи: твой бесполезный жар —
смешной недуг иль высший дар?
Реши вопрос неразрешимый!
Здесь выдают
ставки
ставки
Следующая запись: Моя душа – тайный оркестр; я не знаю, какие инструменты звенят и поют – скрипки и арфы, литавры и ...
Лучшие публикации