Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2025 Фотострана

Реклама
Получить
Поделитесь записью с друзьями
Максим
Максим
— Все это, сударь мой, я написал, когда вырвался из царства грез. Но я открыл священное непосвященным, и в мое пылающее сердце впилась ледяная рука! Оно не разбилось, я же был обречен скитаться среди непосвященных, как дух, отторгнутый от тела, лишенный образа, дабы никто не узнавал меня, пока подсолнечник не вознесет меня вновь к предвечному! Ну, а теперь споем сцену Армиды.

И он с таким выражением спел заключительную сцену «Армиды», что я был потрясен до глубины души. Здесь он тоже заметно отклонялся от существующего подлинника; но теми изменениями, которые он вносил в глюковскую музыку, он как бы возводил ее на высшую ступень. Властно заключал он в звуки все, в чем с предельной силой выражается ненависть, любовь, отчаяние, неистовство. Голос у него был юношеский, поднимавшийся от глухого и низкого до проникновенной звучности. Когда он окончил, я бросился к нему на шею и воскликнул сдавленным голосом:

— Что это? Кто же вы?

Он поднялся и окинул меня задумчивым, проникновенным взглядом; но когда я собрался повторить вопрос, он исчез за дверью, захватив с собой свечу и оставив меня в темноте. Прошло без малого четверть часа; я уже отчаялся когда-нибудь увидеть его и пытался, ориентируясь по фортепьяно, добраться до двери, как вдруг он появился в парадном расшитом кафтане, богатом камзоле и при шпаге, держа в руке зажженную свечу.

Я остолбенел; торжественно приблизился он ко мне, ласково взял меня за руку и с загадочной улыбкой произнес:

— Я — кавалер Глюк!
Рейтинг записи:
5,5 - 12 отзывов
Нравится1
Поделитесь записью с друзьями
Показать прошлые комментарии
Максим Максим
Эрнст Теодор Амадей Гофман.
Кавалер Глюк.
Максим Максим
Так облекался плотью и приобретал краски тот остов увертюры, какой только и могли дать две убогие скрипки. Я же слышал, как поднялась трогательно-нежная жалоба флейты, когда отшумела буря скрипок и басов и стихнул звон литавр; я слышал, как зазвучали тихие голоса виолончелей и фагота, вселяя в сердце неизъяснимую грусть; а вот и снова тутти, точно исполин, величаво и мощно идет унисон, своей сокрушительной поступью заглушая невнятную жалобу.
Максим Максим
Но лишь немногие, пробудясь от своей грезы, поднимаются вверх и, пройдя через царство грез, достигают истины. Это и есть вершина — соприкосновение с предвечным, неизреченным! Взгляните на солнце — оно трезвучие, из него, подобно звездам, сыплются аккорды и опутывают вас огненными нитями.
Людмила. Людмила.
Только музыкант-творец мог так зримо описать процесс рождения музыки, как сделал это Гофман. Во взволнованном рассказе героя о том, «как поют друг другу цветы» , писатель оживил все те чувства, которые не раз охватывали его самого, когда очертания и краски окружающего мира начинали превращаться для него в звуки.
Людмила. Людмила.
То, что безвестный берлинский музыкант называет себя Глюком, - не простое чудачество. Он сознает себя преемником и хранителем сокровищ, созданных великим композитором, бережно лелеет их, как собственное детище. И потому сам он как будто становиться живым воплощением бессмертия гениального Глюка.
Светлана Светлана
Какой поэтический музыкальный рассказ Амадея Гофмана! Не зря говорят, если человек талантлив, то талантлив во всем. Таков Эрнст Теодор Амадей Гофман. Недаром назван "универсальной личностью в искусстве". Он автор первой немецкой романтической оперы, дирижер, музыкальный критик, театральный декоратор, график и блестящий юрист. Литературное наследие Гофмана столь же разнообразно- это романы, новеллы, сказки, либретто, эссе, критические статьи.
Светлана Светлана
Звучит увертюра к «Ифигении в Авлиде». Только музыкант может определить характер вступающих инструментов, музыку увертюры. Она, музыка, определяет трагическую судьбу Ифигении, отец которой приносит ее в жертву Артемиде, но богиня сделала ее своей жрицей:
«Я же слышал, как поднялась трогательно-нежная жалоба флейты, когда отшумела буря скрипок и басов и стихнул звон литавр; я слышал, как зазвучали тихие голоса виолончелей и фагота,
Светлана Светлана
вселяя в сердце неизъяснимую грусть; а вот и снова тутти, точно исполин, величаво и мощно идет унисон, своей сокрушительной поступью заглушая невнятную жалобу». Когда автор спрашивает музыканта, кто он, незнакомец отвечает: «Имена порой обременительны». В этой фразе глубокая боль музыканта: «Все это, сударь мой, я написал, когда вырвался из царства грез. Но я открыл священное непосвященным, и в мое пылающее сердце впилась ледяная рука!
Светлана Светлана
Оно не разбилось, я же был обречен скитаться среди непосвященных, как дух, отторгнутый от тела, лишенный образа, дабы никто не узнавал меня, пока подсолнечник не вознесет меня вновь к предвечному». И какая же жизнеутверждающая концовка рассказа! «Прошло без малого четверть часа; я уже отчаялся когда-нибудь увидеть его и пытался, ориентируясь по фортепьяно, добраться до двери, как вдруг он появился в парадном расшитом кафтане, богатом камзоле и при шпаге, держа в руке зажженную свечу
Светлана Светлана
Я остолбенел; торжественно приблизился он ко мне, ласково взял меня за руку и с загадочной улыбкой произнес: Я- кавалер Глюк!» Словом «кавалер» композитор ассоциирует себя с честью, благородством и рыцарскими идеалами, верным поклонником искусства и музыки. Что-то от куперовских кавалеров из романа «Лоцман». Таков был Кристоф Виллибальд фон Глюк- немецкий композитор эпохи классицизма.
Светлана Светлана
Замечательные слова написал А.Герцен в статье «Гофман», что гофмановский Глюк — это «тип художника, кто бы он ни был — Буонарроти или Бетховен, Дант или Шиллер».
Наверх