Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2025 Фотострана

Реклама
Получить
Поделитесь записью с друзьями
Максим
Максим
«Фотографический способ фиксации внешнего мира открыл для
художников новые схемы композиции и новые сюжеты, пробудив интерес к
фрагменту, краткому эпизоду простой жизни, к быстротечности движения и
световым эффектам. Живопись не столько обратилась к абстракции, сколько
освоилась со взглядом камеры, сделавшись (по выражению Марио Праца)
телескопической, микроскопической и фотоскопической по своей структтуре.
Во-вторых, многие аналогии приемов в разных видах искусства
проводились не без основания. Как примеры, можно привести теорию
полифонии М. М. Бахтина, изучение о структурной общности в живописи и
литературе Б. А. Успенского и, в частности, исследования Л. Г. Андреева об
импрессионизме в литературе.
Л. Г. Андреев задает такой вопрос: «Есть ли импрессионизм в словесном
искусстве, столь же очевидный, как в искусстве живописи?» Существует мнение,
что «заданность» (или «сконструированность») в словесном искусстве, которая
противоречит принципам живописного импрессионизма, делает это
отождествление невозможным. С точки зрения Андреева, не следует
преувеличивать значение этого противоречия, так как импрессионизм сам не
исключает «заданность», он же умеет преодолеть «сконструированность» в
литературе и «достаточно полно реализоваться в поэзии, даже в драматургии и
литературной критике, формируя особые, импрессионистические жанры»67.
Хотя мы не полностью разделяем мнение ученого о том, что в литературе
особенно близка импрессионизму символистская тенденция, стоит сказать, что
при анализе конкретных текстов он проводит убедительные аналогии,
представляет особые импрессионистские приемы, например, у Поля Верлена,
такие как «раскованное, несистематизированное повествование» и преобладание
существительных по отношению к глаголам, а также его «краткие фразы,
которые ложатся, как мазки в живописи, как прикосновение кисти
художника-импрессиониста».
Почему же мы предполагаем, что в импрессионизме Замятина есть
существенное отклонение от первоначального значения заимствованного
термина? Мы не будем останавливаться на «принципе совместной работы»,
поскольку сам писатель признается, что данный принцип действует и в
последующих живописных течениях, таких как «пуантилизм, интимизм, ташизм.
Импрессионизм в живописи, как отмечали многие ученые, представляет
настоящее освобождение зрения и «развитие от тактильных ценностей к
оптическим ценностям»69. Значение «впечатления» в физиологическом аспекте
состоит в том, что сетчатка получает информацию непосредственно из внешнего
мира. Здесь сетчатка в значительной степени становится метафорой восприятия
мира, которое как будто не доходит до интеллектуальной рефлексии.
Импрессионисты растворяют предметы в свете и цветах, а автономность
последних освобождает объект восприятия от всяких эмпирических
ограничений. Во временном аспекте «впечатление», мимолетный взгляд — это
акцент на сиюминутность и эфемерность (в смысле субъективных ощущений и
особенностей культуры). Двухмерность изображения, игнорирование глубины
пространства и отсутствие фокуса в картине также предполагают интенсивность
текучего момента.
Неслучайно русский формалист В. Б. Шкловский приводит в качестве
примера импрессионизм при обсуждении проблемы формы и содержания:
«...Импрессионисты рисовали вещи, как будто они видели их, не понимая, что
это за вещи, а видя в них только красочные пятна»70. Такое отношение к вещам
легко напоминает «остранение» формализма, которое касается именно
оппозиции так называемых видения и узнавания.
В этом же отношении О. А. Ханзен-Леве, обсуждая «вещизм» у
формалистов, проводит различие между понятиями «вещь» и «предмет». По его
толкованию, «вещь» — феномен внешнего мира, «пребывающий еще до
трансформации (“переработки”) в предмет практического или, во всяком случае,

культурного порядка», а «предметы» — это феномены, «уже включенные в
формы мышления и восприятия, сконструированные и ориентированные на
некий порядок, некую систему»71.
В случае Замятина, хотя он также подчеркивает текучесть современной
жизни и мгновенность изображаемого, представление о субъективном
впечатлении уже совершенно другое. Оно не существует без памяти, опыта,
ассоциативной обработки и т. д. Отдельные предметы всегда включаются в
предметную систему, лишаясь чистой «вещности».
Более того, как отмечает Д. С. Мирский, манера Замятина характеризуется
«сложной системой метафор и сравнений, выразительной ценностью
многозначительной детали»; его энтузиазм к выразительности и образности
настолько силен, что «избыточное богатство выразительных средств часто
нарушает течение рассказа, превращая его в простую мозаику деталей»72.
С этой точки зрения, как отмечает Н. З. Кольцова73, стилю Замятина в
определенной степени близок не импрессионизм, а «синтетизм» Поля Гогена,
который выставлялся с импрессионистами до 1886 года, но не разделял их
пренебрежения к четким формам и композиционным элементам. Он пытался
избежать непосредственных впечатлений, синтезировать внешние стимулы с
субъективными эмоциями. Таким образом, синтетисты приняли новый
декоративный стиль, основанный на гладких областях цвета, четких контурных
линиях и почти двухмерной композиции картины. Минимум линий, максимум
чувств, эмоции, интенсивности образа — это как раз то, что ищет Замятин.
Следует учесть еще один факт. Как известно, замятинский «синтетизм» не
синонимичен гогеновскому пониманию в живописи. Объектов синтеза
Замятина, скорее всего, гораздо больше. В конце его статьи «Новая русская
проза» сказано так: «Если искать какого-нибудь слова для определения той
точки, в которой движется сейчас литература, я выбрал бы слово синтетизм:
синтетического характера формальные эксперименты, синтетический образ в
символике, синтезированный быт, синтез фантастики и быта, опыт
художественно-философского синтеза. И диалектически: реализм — тезис,
символизм — антитез, и сейчас — новое, третье, синтез, где будет одновременно
и микроскоп реализма, и телескопические, уводящие к бесконечностям, стекла
символизма».
Кроме того, по словам Замятина, из современных ему русских художников
наиболее близок к его литературному стилю Борис Григорьев, который является
«синтезом Запада и России»; а представительный художник
«синтетизма» — Юрий Анненков, чьи портреты — «экстракты из лиц, из людей,
и каждый из них — биография человека, эпохи» (, 172).
Нетрудно увидеть огромную разницу между работами этих двух
художников и картинами импрессионистов, и также нетрудно заметить, что
визуальные образы у Замятина, его субъективное, даже гротескное искажение
реалий явно противоположны импрессионистскому подчеркиванию чисто
оптического феномена.
Итак, если импрессионисты ценят естественное «видение» и уравнивают
объекты и фон, то Замятин учитывает «узнавание» и подчеркивает
изобразительный фокус, когда некий преувеличенный, даже уродливый образ
оказывается в центре картины, выделяясь своей «искаженностью». Искажение,
конечно, неправдоподобно, но для Замятина это и есть «новая реальность.
Рейтинг записи:
5,5 - 4 отзыва
Нравится2
Поделитесь записью с друзьями
Максим Максим
ВАН Хунюань.

«Живопись» в прозе Е. И. Замятина: теория и практика.
Максим Максим
Санкт-Петербургский государственный университет.
Наверх