Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2024 Фотострана

Реклама
Получить
Поделитесь записью с друзьями
Дармидонт
Дармидонт
Крылья.

Вот принято считать, что у ангелов белые крылья... Ну и что это за ангел? Это бройлер какой-то, утка птицефермовская, гусь совхозныйНастоящий ангел должен быть с иссиня-черными крыльями. Я лично после семи бутылок вижу именно такого.

Описываю.

У него нет глаз. То есть есть, конечно. Но упаси тебя господи глянуть в них. Глаза выжжет не хуже, чем сваркой.

Нет тела. Оно скрыто под черными бесформенными одеждами. Мне почему-то кажется, что под одеждами тоже ничего нет. Одна пустота.

Нет ног. Он не ходит. Когда он передвигается, создается впечатление, что он просто скользит в воздухе. Впрочем, вся эта ботва тоже под одеждами.

А вот голова есть. Она угадывается. И волосы есть. Они струятся по плечам и ниже. Но это все ерунда.

Огромные, убийственной черноты крылья. Перо к перу. Блестящие, с металлическим отливом перья. Они острые на концах. Они еле слышно шелестят в покое, а когда ангел распахивает свои мерцающие крылья, пытаясь охватить полмира, – они издают шорох смерти. Почти звенящий. Крылья завораживают. На них и только на них можно смотреть в этот миг. Они распахиваются, деля весь мир на две половины. Одна половина перед ним – где вы. И одна половина за его спиной – где только тени. Как летает ангел, я не знаю. Не видел. Мне кажется, когда он делает всего один только взмах, начинается ураган. Не зовите ангела. Просто, когда вам плохо, представьте, что за вашей спиной стоит ангел с огромными крыльями. Его крылья на какой-то миг станут вашими. И вы взмахнете ими один только раз. И начнется ураган. Шорох смерти.

Один священник мне сказал, что это ангел на самом деле. Но только тот – падший. Демон то есть. Вечно одинокий скиталец. Вечно отринутый. Бездомный.

Откуда я знаю? Где я его увидел? Как я понял, что это он?

Вопросы эти бессмысленны. Выпейте за день семь бутылок водки. И вы увидите кого угодно. Если останетесь живы. Если.

Останетесь. Живы.

Что, в общем, сомнительно. Тут, значит, смех в зале. Смейтесь, смейтесь, чего вы?

Не хочется? И мне не хочется. Но надо.

Жизнь-удивительная штука... Радостей мало, смеху много.

Дайте мне гитару, сейчас я вам заебеню!

Так вот. Пьяные ангелы. Или ангелы пьяных. Они будут всегда.

Почему, спросите вы?

Потому что у людей все одно есть время смерти. Оно нам назначено. Нам его протатуировали где только можно. На лбу, на ладонях, на языке. Не видит его только ленивый. Не знает о нем только анацефал. Из чего следует, что все мы сплошь ленивые и долбоёбы.

И вот – алкаш. До дня смерти ему – как до Луны пешком. Ну, лет десять, скажем. А делает он все, чтобы классно завернуть боты, скажем, сегодня.

Ага. Кто ж ему даст? Кто ж ему позволит? Перечеркнуть Божий промысел и все такое! А как все начнут без высшего разрешения помирать – что ж тогда будет?

Бардак.

И потому – ангелы. И белые. И черные. Носятся над землей и спасают недоумков. Вопреки физике. Химии. Вообще элементарнейшей логике. И здравому, сука, смыслу! Спасают не лучших (но не лишних, прошу заметить!) представителей рода человеческого во славу гармонии и чуть ли не вопреки матери-природе. Отчего и рождается поговорка о том, что у пьяных свой бог.

А жизнь это раз за разом подтверждает.

82-й год.

Серега Дудин или как-то так фамилия – не помню точно. Малина студенческая. Пятый этаж, двухкомнатная квартира. Танцы-шманцы, выпивон. Эпицентр лета. Окна все настежь. Серега спит на широком подоконнике в совершенно анабиозном состоянии. Одет он уже не вспомню во что, но на ногах шлепанцы. Один бок он во сне отлеживает и решает перевернуться. Немая сцена. Потому что вот он был. А вот его нет. Крика тоже нет. Несемся к окну. До самого четвертого этажа – мощная разлапистая крона старого карагача. И больше, откровенно говоря, ни хрена не видно. Несемся вниз. Все, конечно, понимают, что толку нет. И не будет. Но, во-первых, – интересно. Во-вторых – ну, типа, жаль. Немного, откровенно говоря, совсем немного, но жаль. Потому что безобидный был Серега и жить не мешал.

Дальше картина японскими фломастерами. Яркими такими. На втором этаже встречаемся с Серегой. В одних штанах. Царапины через всю харю, а равно и по всему торсу, босиком.

Улыбается.

– А эта... Тапки не видали, мужики? И что? Не ангел разве пролетал? Да самый настоящий!

84-й год.

По городу течет речка-говнотечка в самом прямом смысле этого слова – то есть практически канализационная кишка мегаполиса. Над ней кое-где мостики. Над ней же кое-где трубы. Разного назначения. И вот одна труба, диаметром сто пятьдесят миллимов, идет вдоль мостика, над самым гнусным местом этой, с позволения сказать, реки. Внизу – две дохлые собаки, ил, состоящий наполовину из говна, и куча гниющего мусора. Берега речки довольно крутые и все поросшие густым-прегустым тальником. Висит труба, чуть прогнувшись, пролетом примерно метров десять. Ну и пусть бы висела. Двести лет. Кому она нужна. Но не все так просто. Та самая контора, которая эту трубу протянула, видимо, что-то там просчитала и решила, что ходить по ней нельзя. А никто и не думал по ней ходить. До тех пор, пока эти идиоты не нарубили арматуры кусками и не наварили ее поверх этой трубы, чтобы, значит, подонки не вздумали по ней гулять. Получилась такая колючая анаконда. Или сильно растянутый еж.

Вот и развлечение для подонков. По голой трубе пройти – на хрен она нужна. Неинтересно. А по колючей? О! А внизу говно. О! А на спор? Экстремальное развлечение. Адреналин и все такое.

Ну, пацаны и стали там пробежки устраивать. Через день, да каждый день. Ну, раз в неделю, знамо дело, в говно кто-нибудь валился. Это всенепременно.

Но это пацаны. А тут, значит, студенты пятого курса. Степенные, почти специалисты. Только пьяные очень. И видят они такой народный аттракцион в исполнении подрастающего поколения. И по трансцендентальной, то есть неизвестной им самим причине, один студент спорит на бутылку водки, что тоже пройдет, аки тверёзый.

Ударили по рукам. Камикадзе еще сотку принял для куражу и пошел. В белых джинсах, в белой рубашке, в босоножках и белых носках. Голубь мира, ептыть.

Но тут одна промашка. Под тринадцатилетними уродами труба себя сносно вела. А под стокилограммовым преддипломником опасно стала прогибаться и даже раскачиваться. До середины дошел стьюдент – и не удержался. Сначала он спотыкается и падает мордой вперед на арматуру. Арматура, не будь дура, протыкает ему щеку. Руки он рефлек-торно вперед выставил, в трубу уперся, и как-то живот с грудью у него не пострадали. Это хорошо. Но босоножка застревает в другой арматуре. Намертво. Стьюдент аккуратно вытаскивает железяку из щеки. Капает кровища, и вообще становится весело. С трудом артист народного цирка встает. Ему делать все равно больше нечего. И падает уже назад. На задницу. Арматура немедленно вонзается в ягодицу, причем глубоко. А труба все раскачивается и гнется. Стьюдент встает опять, железяка выходит, и из дырки льется опять же кровища.

И что интересно – помочь, в принципе, нельзя. Как тут поможешь? Цирк продолжается. Сто килограммов пьяных малотренированных мускулов идут дальше. Теперь им еще сложнее. Кровь стекает прямо на трубу и становится склизко. Через ровно метр стьюдент валится снова. Протыкает уже, наконец, живот, и ему становится откровенно хреново. Встает. Опять падает назад, протыкая опять ту же ягодицу (а ведь мог другую!). На этом страдалец решает шоу заканчивать. Не вставая, он валится с трубы, разворачивая себе многострадальную жопу арматурой. И падает в ил, наполовину состоящий из говна, а на вторую половину из самых злющих бактерий в мире. Нет, высота там была небольшая. Метра три. И ил мягкий. И вообще утонуть там невозможно. Но вот выкарабкаться... Еще полчаса, как партизан, стьюдент выбирался, вытаскивая себя чуть ли не за волосы. Поочередно засасывало то одну ногу, то другую, текла кровища и както все сразу забыли, что он был в белом. Он и сам забыл. На берег вылезло чудовище. Пьяное, окровавленное, потерявшее человеческий облик чудовище, и сразу потребовало водки – на том основании, что на тот берег оно все-таки попало. Водки ему дали. И вызвали «скорую». Как оказалось, вовремя. Щека – хуйня. И даже жопа, оказалось, хуйня. Она, кстати, быстрее всего зажила. А вот живот... что-то не совсем туда арматура попала.Но и в этом дурацком случае ангелы были начеку. Иначе и быть не может. Ибо не пришло время.
86-й год.

Стройка какой-то херни. Кстати, тоже про железяки история. Знаете, что такое ленточный фундамент? Это когда варят, грубо говоря, периметр из арматуры, ставят опалубку и заливают бетоном. Все просто. А арматурные штыри, пока не зальют, торчат вверх. Варил сварщик в котловане такой периметр. Штыри воткнул, к ним поперечные собрался приваривать, в общем, идет работа. Курить пошел, а тут и обед. И на хуй все. А в бытовке, значит, аванец пропивают. И выходят два другана поссать. Радостные такие уже. Мимо котлована надо пройти к сортиру. Туда идут нормально. Обратно один на ходу сигарету подкуривает, оступается и летит вниз. Спиной на штыри. Приземляется уже с зажженной сигаретой, точно попадая между всех железяк, и даже испугаться не успевает. Лежит внизу на мягком грунте между штырей и курит. А что еще делать?

Не орать же благим матом. Все ж таки гегемон.

Ну.

Типичный случай ангельского спасения. И не ебите мне мозги, что это случайность.

92-й год.

Армия. Ну, там завсегда бардак, вы ж помните. Автомобильный бокс, два сто тридцатых мордами друг к другу. Две штуки защитников родины собираются ехать догоняться, поскольку водки сколько ни возьми – все равно мало. Какого хрена один между машинами стоял и что он вообще там делал – неизвестно. Второй в кабине заводился. Ну, а педалей-рычагов там же много, в сто тридцатом, вы же в курсе. Особенно, когда в дугу. И нажать не то или не туда очень просто. Вот он не туда и нажал. Рванул ЗИЛ вперед и второго защитника родины – пополам по талии, по высоте бампера. Да так, что второй грузовик в стенку жопой въехал. Ну, спрашивается, когда «груз 200» и все такое? А никакого «груза 200» не было. Травма была, да. Кой-чего порвало-лопнуло, да. Но не смертельно. Потому что в кармане у защитника родины была самопальная длинная отвертка. Делают такие из клапанов. Если его на холодную оттянуть – сносу такой отвертке не будет. Она практически вечная. И крутить ею можно не только штатные винтики, но и в жопу прикипевшие не пойми что. А также пользоваться как рычагом и холодным оружием. Вещь эта универсальная. И крепости невероятной. Оно и понятно – клапан.

В общем, этот кусок стали попал аккурат между бамперами, встал в распор и не дал солдату умереть. Хотя шкуру проткнул, но это мелочи.

Хирург-коновал удивлялся. В рубашке ты, говорит, младший сержант, родился. Ты, говорит, должен был уже с переломанным позвоночником в цинке загорать.

В какой, на хуй, рубашке?

Ангел-то барражировал.

И не просто ангел, а с юмором.

Да.

Или вот, 91-й год.

Идет по Дому ученых опять же ученый. А кто ж там еще может идти? Не шахтер же! Только он с банкета идет, и в неудобосказуемом виде. Скажем, вообще чудом идет. Лежать должен светоч науки горизонтально и не отсвечивать. А он идет. А в Доме ученых – большой такой холл. В четыре или даже пять рядов огромных стекол в высоту. Это стекло эксклюзивное. Толщина его восемь миллиметров. Размер – два на три метра. Весит – мама дорогая. Вшестером стекольщики его вставляют. Ну вот. Как раз в этот момент и вставляют. В самом верхнем ряду. Леса мощные строительные поставили, сконцентрировались, тянут, готовят резиновые уплотнители и такие алюминиевые фиксаторы типа штапика. Все вроде нормально. Одна беда. Вертикально его держать надо. А оно, сука, скользкое. А ученый идет внизу, и ему все синусоидально. Натыкается на строительные леса и очень удивляется. Задирает свой подсолнечник вверх. Дальше происходит следующий диалог:

– Мужик, иди на хуй отсюда! – это сверху.

– Не поэл... – это снизу.

– Чё не понял? Иди, говорю, на хуй отсюда, мы стекло вставляем!

– Ээээ?

– Чё «э», пошел на хуй отсюда, я тебе сказал!

– Почему? – ученый интеллигентно так удивляется.

Сверху начинают орать уже все, и, разумеется, стекло из пальцев выскальзывает. Оно бесшумно летит вниз, между строительными лесами и стеной, прямо на голову яйцеголового. В следующую секунду происходит нечто ирреальное. Стекло пролетает половину расстояния, раздается щелчок, прозрачная пластина разваливается пополам, а сами половинки врезаются в мозаичный пол справа и слева от ученого, не причинив ему особого вреда. Правда, конечно, мелких стеклянных брызг многовато. Вверху – шок. Еще бы. Еще неизвестно, жив ли этот яйцеголовый. А внизу сказочное недоумение, выраженное все той же фразой:

– Не поэл...

Ангелы.

Ангелы вокруг нас.

Но всему приходит пиздец. И, наконец, через много лет редкостный счастливчик видит глаза ангела.

В последний раз.

Коля Ювелир. Поздно ночью упал так, как падал тысячи раз, навзничь. Но первый раз в жизни попал затылком на бетонный поребрик. Встал. Дошел до дома. Затылок чего-то кровил, но с кем не бывает – не придал значения. Выпил еще стакан. Завернулся в одеяло. В шкафу стояли редчайшие альбомы по ювелирному искусству – фотографии, чертежи, наброски. Потом к ним, конечно, приделали ноги. Кто – неизвестно. Не в этом суть. Коля завернулся в одеяло навсегда. К утру он умер.

Миха Хромой. Ангел посмотрел ему в глаза утром. Он обошел всех родственников – ничего необычного, просто вместо «до свидания» сказал «прощайте», – к вечеру пришел домой и повесился.

Рахманинов Паша. Ну да, такая вот фамилия, знаменитая. Закончил вуз. Обмывали диплом. Встал, чтобы сказать тост. Сказал. Когда пил, остановилось сердце. Думали – дуркует. Нет, не дурковал он. Глаза.

Миша Боголюбов. Говорил уже про него. Утонул. Пьяный в говно. Берег. Обь. Синь небесная, синь речная. Раскинул руки, небо обнял и ушел под воду. Через две недели всплыл. По зубам опознали. А больше – как узнаешь. Одна слизь.

Женя Сверкунов. Алкогольный психоз. Чертей гонял. Люди в белых халатах успокоили, усмирили. Не пил два дня. Чудовищный антрацитовый депрессняк. На третий день повесился на трубе отопления, но сорвался. Снова запой. Снова черти. Снова люди в белых халатах. Снова невыносимая тошнотворная жизнь. И так многие годы. С каждым разом трезвые дни становились все более похожими на кошмары наяву. Я иногда с ужасом читаю популярные статьи об алкоголизме, где говорится о безусловной пользе трезвого образа жизни. О том, что алкоголики должны радоваться, когда они не пьют. Ну, может, и должны. Но не радуются. У Жени была сломанная напрочь психика. Неизлечимая в жопу душа. И больные, страшно больные глаза. Я смотрел в них. А потом в них посмотрел ангел. И Женечка умер трезвый. Вот так вот. И пил бы – умер. И не пил – умер. Так какая разница? Глаза. Время. Точка возврата. Полжизни в ожидании смерти.

Савченко Витя. И его жена Нина. И его ребенок. При чем жена и ребенок? А вот и именно, что ни при чем должны были быть. Сто двадцать километров в час на пьяном мотоцикле. Встречный КАМАЗ. Не смотри, Витя, не смотри в глаза ангелу. Тебе руль держать надо. А Витя посмотрел. Что он увидел, что почувствовал? Да ни хрена. Поворот, доля секунды... Некогда пугаться. Лететь надо. Далеко лететь. Вместе с нерожденным ребенком. Глаза...

Саша Зоткин. Утро. Птицы. Солнце. Сердце. Целый день впереди. Но уже – не его день. Не его.

Сколько их было...

Сколько их будет.

Сколько их успокоится.

Черные крылья ангела. Не зовите его, не смотрите ему в глаза. Просто представьте, что он стоит за вами, и его крылья на мгновение стали вашими. Взмахните ими – и начнется ураган. Шорох смерти.

Но даже ангел над вами не властен. Ибо у него нет души.

Вот все у него есть. Сила, власть, могущество, умение видеть прошлое, настоящее и будущее, бессмертие и равнодушие, какое угодно умение и какое угодно богатство.

Но пуст он, и глаза его пусты.

Нет души у ангела.

Нет.

А у вас есть.

И потому – в слабости твоей есть сила твоя, человек.
(с) Юрий Бригадир
Рейтинг записи:
5,5 - 1 отзыв
Нравится0
Поделитесь записью с друзьями
Татьяна Татьяна
Комментарий скрыт
Наверх