Роман
/
Встреча. Часть 1. Мы будем скитаться мыслью, И в конце скитаний придем Туда, откуда мы вышли, И ...

Встреча. Часть 1.
Мы будем скитаться мыслью,
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
Т.С.Элиот
1.
Поезд отправлялся вечером. Впереди были долгие пятьдесят часов тряски, бессмысленных остановок и унылых видов из окна. И всё же это мало волновало меня. За последние полгода я довёл себя до такого состояния усталости, что все мысли мои сводились лишь к неутолимой жажде сна. И сейчас поезд виделся лишь новой кроватью. Сон вообще мне редко удавался, а уж тем более полноценный. Здесь же ситуация складывалась как нельзя лучше для отдыха.
Долгожданный, хотя и короткий отпуск всего в десять дней, пять из которых займет дорога, я устроил себе в солнечном феврале. Желание бросить всё, оставив работу, какие бы то ни было дела, тренировки и уехать подальше, пусть даже и в глухую провинцию, нарастало и крепло давно. И вот сейчас я на вокзале с сумкой в руке, томиком Ф. Ницше в кармане пальто вглядывался в табло над выходом.
Я никогда не любил опаздывать, а потому приходил всегда заранее, порой даже слишком. Вот и в этот раз приехал на вокзал за час до отправления поезда, и сейчас стоял в напряженном ожидании. От безделья достав телефон и покрутил в руке, я взглянул на время, хотя и на запястье висели наручные часы, и табло на вокзале светилось цифрами «16:00». Я кинул телефон в карман брюк, вновь достал его, снова покрутил в руке и щелкнул на кнопку вызова «мама». Общались мы недолго – скорее, чтобы занять время. Через пару дней всё равно встретимся, и тогда можно будет наговориться вдоволь. В этот момент на табло обновилась надпись с номером нужного поезда и платформы, и я неспешным шагом направился к выходу.
В полупустом вагоне я занял нижнее место рядом с купе проводника. От поезда «Санкт-Петербург – Махачкала» ожидать многого не приходилось, дай бог спокойно доехать. Потёртые полки да засаленный столик у окна без шторок – вот он, стандарт наших поездов. Но, в конце концов, не жить ведь здесь. Достав книжку, в очередной раз я погрузился в раздумья:
«Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его…» (Ф.Ницше, «Так говорил Заратустра»)
Спустя полчаса вагон наполнился шумом и суетой, кругом раздавалось пыхтение, слышались ёрзания сумок, просьбы пропустить, извинения и прочая дорожная ерунда. Пришлось прикрыть начатую книгу и отложить ее в сторону, поближе к окну, за которым, как на экране телевизора, происходили какие-то бессмысленные движения: кто-то кого-то провожал, кто-то стоял, тупо уставившись в пустоту, толстый нескладный мужик возился с неудобной сумкой – и всё это в мутной сигаретной дымке. Скука и усталость овладевали, и я задремал. Но долго спать не пришлось. После просьбы «провожающих покинуть вагон» хлопнула дверь, и коренастый проводник южной внешности отправился под мерный рокот и перестук колес проверять билеты. По привычке помяв лицо левой рукой, я зевнул и потянулся за паспортом. Попутчики уже заняли свои места, но пока лишь просто молча сидели. Соседом на верхней полке оказался мужчина лет пятидесяти, сутулый, весь сухой и с желтыми глазами, которые, казалось, не двигались. Я протянул проводнику билет, а сам вновь уставился в окно. Желание читать постепенно вытеснялось усталостью, бороться со сном сил не осталось. Да и желания тоже.
- Вы не хотите поменяться местами? – бросил я своему попутчику, на шапке которого красовалась надпись «SULIK»
- Что?
- Поменяться местами не хотите? Я бы сверху ехал, а вы можете всю дорогу быть на нижней полке.
- Да не вопрос. Не вопрос… – попутчик был дагестанцем, и фраза эта прозвучала с забавным акцентом.
Поблагодарив его, я закинул сумку наверх, сам запрыгнул на полку, лёг и теперь уже заснул. Через несколько часов, когда поезд остановился на какой-то станции, глаза всё же пришлось открыть – хотелось пить. Сделав пару глотков молока, я заметил, что проводник принес белье. Пришлось подняться, расстелить матрас и заправить постель. Но сразу же после этого вновь накатился сон, теперь надолго.
Проснулся же часов через двадцать, опять же, чтобы попить. Вагон к тому времени ожил, и теперь кругом слышались разговоры, музыка из сипящих динамиков телефонов, шуршания пакетов, чавканья – словом, то, что свойственно вагонам поездов дальнего следования. На фоне всего этого появилось легкое чувство голода. Рядом на полке лежали купленные в дорогу орехи, которые оказались сейчас как раз кстати.
- А кто тебя назвал Шекспиром? – в женском голосе звучал неподдельный интерес.
- Да не знаю, не мама точно. Вроде, бабушка хотела…
Как оказалось, Шекспиром звали проводника. Он был из тех, про кого говорят «славный малый». Лет тридцати, невысокий, широкий в плечах и с легкой улыбкой на лице этот дагестанец притягивал внимание женщин. Особенно одиноких. Особенно тех, кому за тридцать.
Отлично, значит, проводник у нас Шекспир. Может быть, даже Артурович. Пожалуй, уже это могло бы насторожить, особенно, если учесть мою тягу обращать внимание на подобные интересные штуки и придавать им большое значение. Я всегда считал, что в этом есть какой-то смысл. Вселенная всегда подает нам знаки, нужно научиться их читать – вокруг полно подсказок, а мы ими не пользуемся. Но в этот момент данный факт только позабавил. «Хм, Шекспир…» - и сон снова затуманил мысли.
В очередной раз проснуться пришлось лишь под вечер, за несколько часов до выхода. Благо, сумок было не много – точнее, она была всего одна, да и то, не особо тяжелая. Большую ее часть занимали картины, взятые с собою в качестве подарков родственникам. Я вытянул из сумки сорочку и ухмыльнулся – все четыре рамки со стеклом целые. Дарить планировалось лишь три своих работы, но зачем взял с собой четыре, до сих пор сам не понимал, хотя и задавался вопросом. Ответ же крутился какой-то нелепый – вдруг кому-то что-то не понравится, или, может, попробовать дать выбрать. Однако же сам я давно решил, кому и что подарить. Но бессвязные мысли пришлось придержать – деревья за окном стали двигаться медленнее, замелькали знакомые обветшалые домишки, вагон тряхнуло, и поезд остановился.
Поезд прибыл без задержек. Небольшой вокзал даже без вывески с названием станции как обычно был почти пуст - городок маленький, а люди здесь не склонные к путешествиям. «Город ZERO» - в очередной раз пронеслось в голове, когда я спрыгнул со ступенек на перрон. Погода стояла солнечная, снег, редкий для этих мест, слепил глаза. После долгого сна в полутемном вагоне нужно было еще привыкнуть к такому свету. Вокруг стояла тишина, насколько это возможно вблизи железнодорожных путей. Я направился вперед, вглядываясь в редкие лица вокруг. Впереди встречали родители. Бывать приходилось здесь редко – раз в году, потому каждый приезд расценивался как праздник. Радостные объятия, семейное застолье, множество угощений – всё это было в обязательной программе. Но усталость и апатия, привезенные из Петербурга, еще не рассеялись, и встреча прошла спокойно, словно я приехал не через год из другого города, а просто вернулся вечером с работы и увидел на пороге соскучившихся отца и мать.
- Ну как ты доехал? Нормально всё? Кто соседи были? – мама не сводила с меня глаз. Ей хотелось рассмотреть получше, разглядеть что-то новое, найти что-то, что не изменилось, хотелось просто смотреть. Её добрые влажные глаза блестели на морозе. На вид ей было лет под сорок – живое лицо, стройная фигура, по-домашнему подобранные волосы. Добродушная мать крепко обняла меня.
- Да нормально. Спал всё время.
- А чего не застёгиваешься? Жарко, что ли? – в шутку спросил отец, и мы пожали друг другу руки. Застегнись – у нас тут не май месяц.
- Да ну… не холодно здесь. Это прямо весна! – и мы втроем, смеясь, отправились к машине. Вопросы так и сыпались с двух сторон, а мне приходилось то отшучиваться, то вдаваться в бессмысленные подробности. Сейчас мне было хорошо – никаких мыслей, никаких забот, а впереди еще четверо суток беззаботности, точно, как в детстве, когда все вопросы решала мама. Или батя. Я потянулся рукой к маме и еще раз обнял её, просто и без слов. Голова заполнилась обрывками счастливых воспоминаний школьных лет, перед глазами стали возникать сюжеты семейных обедов, совместных прогулок… Вдруг вспомнилось, как мама учила меня рисовать, и как отец проверял домашние задания, особенно внимательно оценивая «русский язык». Вереницы картинок, так внезапно вынутых из далеких уголков памяти, одна за другой пробегали перед глазами, то замедляясь на каких-то важных деталях, то проносясь ветром, оставляя лишь неясное смутное чувство. Какой-то неведомый оператор разворошил свои пыльные завалы и, достав потёртые плёнки, включил немое кино. Всё это было, даже возможно, поднапрягшись, вспомнить, когда, но при этом витало странное чувство, что было это не со мной. Тот маленький Илюша, запускавший летними каникулами самодельные планеры в небо, и усердно учившийся каждую школьную четверть начальных и средних классов, был другим человеком. И всё это происходило именно с ним, а не со мной, только сошедшим с поезда. Да, определенно, это были совершенно разные люди, но с одними воспоминаниями и с одним именем на двоих.
Мы будем скитаться мыслью,
И в конце скитаний придем
Туда, откуда мы вышли,
И увидим свой край впервые.
Т.С.Элиот
1.
Поезд отправлялся вечером. Впереди были долгие пятьдесят часов тряски, бессмысленных остановок и унылых видов из окна. И всё же это мало волновало меня. За последние полгода я довёл себя до такого состояния усталости, что все мысли мои сводились лишь к неутолимой жажде сна. И сейчас поезд виделся лишь новой кроватью. Сон вообще мне редко удавался, а уж тем более полноценный. Здесь же ситуация складывалась как нельзя лучше для отдыха.
Долгожданный, хотя и короткий отпуск всего в десять дней, пять из которых займет дорога, я устроил себе в солнечном феврале. Желание бросить всё, оставив работу, какие бы то ни было дела, тренировки и уехать подальше, пусть даже и в глухую провинцию, нарастало и крепло давно. И вот сейчас я на вокзале с сумкой в руке, томиком Ф. Ницше в кармане пальто вглядывался в табло над выходом.
Я никогда не любил опаздывать, а потому приходил всегда заранее, порой даже слишком. Вот и в этот раз приехал на вокзал за час до отправления поезда, и сейчас стоял в напряженном ожидании. От безделья достав телефон и покрутил в руке, я взглянул на время, хотя и на запястье висели наручные часы, и табло на вокзале светилось цифрами «16:00». Я кинул телефон в карман брюк, вновь достал его, снова покрутил в руке и щелкнул на кнопку вызова «мама». Общались мы недолго – скорее, чтобы занять время. Через пару дней всё равно встретимся, и тогда можно будет наговориться вдоволь. В этот момент на табло обновилась надпись с номером нужного поезда и платформы, и я неспешным шагом направился к выходу.
В полупустом вагоне я занял нижнее место рядом с купе проводника. От поезда «Санкт-Петербург – Махачкала» ожидать многого не приходилось, дай бог спокойно доехать. Потёртые полки да засаленный столик у окна без шторок – вот он, стандарт наших поездов. Но, в конце концов, не жить ведь здесь. Достав книжку, в очередной раз я погрузился в раздумья:
«Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его…» (Ф.Ницше, «Так говорил Заратустра»)
Спустя полчаса вагон наполнился шумом и суетой, кругом раздавалось пыхтение, слышались ёрзания сумок, просьбы пропустить, извинения и прочая дорожная ерунда. Пришлось прикрыть начатую книгу и отложить ее в сторону, поближе к окну, за которым, как на экране телевизора, происходили какие-то бессмысленные движения: кто-то кого-то провожал, кто-то стоял, тупо уставившись в пустоту, толстый нескладный мужик возился с неудобной сумкой – и всё это в мутной сигаретной дымке. Скука и усталость овладевали, и я задремал. Но долго спать не пришлось. После просьбы «провожающих покинуть вагон» хлопнула дверь, и коренастый проводник южной внешности отправился под мерный рокот и перестук колес проверять билеты. По привычке помяв лицо левой рукой, я зевнул и потянулся за паспортом. Попутчики уже заняли свои места, но пока лишь просто молча сидели. Соседом на верхней полке оказался мужчина лет пятидесяти, сутулый, весь сухой и с желтыми глазами, которые, казалось, не двигались. Я протянул проводнику билет, а сам вновь уставился в окно. Желание читать постепенно вытеснялось усталостью, бороться со сном сил не осталось. Да и желания тоже.
- Вы не хотите поменяться местами? – бросил я своему попутчику, на шапке которого красовалась надпись «SULIK»
- Что?
- Поменяться местами не хотите? Я бы сверху ехал, а вы можете всю дорогу быть на нижней полке.
- Да не вопрос. Не вопрос… – попутчик был дагестанцем, и фраза эта прозвучала с забавным акцентом.
Поблагодарив его, я закинул сумку наверх, сам запрыгнул на полку, лёг и теперь уже заснул. Через несколько часов, когда поезд остановился на какой-то станции, глаза всё же пришлось открыть – хотелось пить. Сделав пару глотков молока, я заметил, что проводник принес белье. Пришлось подняться, расстелить матрас и заправить постель. Но сразу же после этого вновь накатился сон, теперь надолго.
Проснулся же часов через двадцать, опять же, чтобы попить. Вагон к тому времени ожил, и теперь кругом слышались разговоры, музыка из сипящих динамиков телефонов, шуршания пакетов, чавканья – словом, то, что свойственно вагонам поездов дальнего следования. На фоне всего этого появилось легкое чувство голода. Рядом на полке лежали купленные в дорогу орехи, которые оказались сейчас как раз кстати.
- А кто тебя назвал Шекспиром? – в женском голосе звучал неподдельный интерес.
- Да не знаю, не мама точно. Вроде, бабушка хотела…
Как оказалось, Шекспиром звали проводника. Он был из тех, про кого говорят «славный малый». Лет тридцати, невысокий, широкий в плечах и с легкой улыбкой на лице этот дагестанец притягивал внимание женщин. Особенно одиноких. Особенно тех, кому за тридцать.
Отлично, значит, проводник у нас Шекспир. Может быть, даже Артурович. Пожалуй, уже это могло бы насторожить, особенно, если учесть мою тягу обращать внимание на подобные интересные штуки и придавать им большое значение. Я всегда считал, что в этом есть какой-то смысл. Вселенная всегда подает нам знаки, нужно научиться их читать – вокруг полно подсказок, а мы ими не пользуемся. Но в этот момент данный факт только позабавил. «Хм, Шекспир…» - и сон снова затуманил мысли.
В очередной раз проснуться пришлось лишь под вечер, за несколько часов до выхода. Благо, сумок было не много – точнее, она была всего одна, да и то, не особо тяжелая. Большую ее часть занимали картины, взятые с собою в качестве подарков родственникам. Я вытянул из сумки сорочку и ухмыльнулся – все четыре рамки со стеклом целые. Дарить планировалось лишь три своих работы, но зачем взял с собой четыре, до сих пор сам не понимал, хотя и задавался вопросом. Ответ же крутился какой-то нелепый – вдруг кому-то что-то не понравится, или, может, попробовать дать выбрать. Однако же сам я давно решил, кому и что подарить. Но бессвязные мысли пришлось придержать – деревья за окном стали двигаться медленнее, замелькали знакомые обветшалые домишки, вагон тряхнуло, и поезд остановился.
Поезд прибыл без задержек. Небольшой вокзал даже без вывески с названием станции как обычно был почти пуст - городок маленький, а люди здесь не склонные к путешествиям. «Город ZERO» - в очередной раз пронеслось в голове, когда я спрыгнул со ступенек на перрон. Погода стояла солнечная, снег, редкий для этих мест, слепил глаза. После долгого сна в полутемном вагоне нужно было еще привыкнуть к такому свету. Вокруг стояла тишина, насколько это возможно вблизи железнодорожных путей. Я направился вперед, вглядываясь в редкие лица вокруг. Впереди встречали родители. Бывать приходилось здесь редко – раз в году, потому каждый приезд расценивался как праздник. Радостные объятия, семейное застолье, множество угощений – всё это было в обязательной программе. Но усталость и апатия, привезенные из Петербурга, еще не рассеялись, и встреча прошла спокойно, словно я приехал не через год из другого города, а просто вернулся вечером с работы и увидел на пороге соскучившихся отца и мать.
- Ну как ты доехал? Нормально всё? Кто соседи были? – мама не сводила с меня глаз. Ей хотелось рассмотреть получше, разглядеть что-то новое, найти что-то, что не изменилось, хотелось просто смотреть. Её добрые влажные глаза блестели на морозе. На вид ей было лет под сорок – живое лицо, стройная фигура, по-домашнему подобранные волосы. Добродушная мать крепко обняла меня.
- Да нормально. Спал всё время.
- А чего не застёгиваешься? Жарко, что ли? – в шутку спросил отец, и мы пожали друг другу руки. Застегнись – у нас тут не май месяц.
- Да ну… не холодно здесь. Это прямо весна! – и мы втроем, смеясь, отправились к машине. Вопросы так и сыпались с двух сторон, а мне приходилось то отшучиваться, то вдаваться в бессмысленные подробности. Сейчас мне было хорошо – никаких мыслей, никаких забот, а впереди еще четверо суток беззаботности, точно, как в детстве, когда все вопросы решала мама. Или батя. Я потянулся рукой к маме и еще раз обнял её, просто и без слов. Голова заполнилась обрывками счастливых воспоминаний школьных лет, перед глазами стали возникать сюжеты семейных обедов, совместных прогулок… Вдруг вспомнилось, как мама учила меня рисовать, и как отец проверял домашние задания, особенно внимательно оценивая «русский язык». Вереницы картинок, так внезапно вынутых из далеких уголков памяти, одна за другой пробегали перед глазами, то замедляясь на каких-то важных деталях, то проносясь ветром, оставляя лишь неясное смутное чувство. Какой-то неведомый оператор разворошил свои пыльные завалы и, достав потёртые плёнки, включил немое кино. Всё это было, даже возможно, поднапрягшись, вспомнить, когда, но при этом витало странное чувство, что было это не со мной. Тот маленький Илюша, запускавший летними каникулами самодельные планеры в небо, и усердно учившийся каждую школьную четверть начальных и средних классов, был другим человеком. И всё это происходило именно с ним, а не со мной, только сошедшим с поезда. Да, определенно, это были совершенно разные люди, но с одними воспоминаниями и с одним именем на двоих.
Следующая запись: Инсайт. Часть 3. Просветление, согласно учению Будды, означает знание Единственного Пути, ведущего к ...
Лучшие публикации