Я акушер. Принимала однажды роды, и роженица, едва взглянула на малыша и тотчас же попросила медиков отнести сына в детское отделение. В родзале повисла напряженная тишина – не к добру это.
Обычно именно так начинаются печальные истории с отказом от детей. Через два часа женщину перевели в палату и к ней тотчас же пришел штатный психолог.
В беседе он попытался вызвать женщину на откровенность, но на разговор та была не настроена.
На прямой вопрос о том, не планирует ли она оставить малыша в детском доме, женщина раздраженно ответила:
– Нет, конечно! Что я, зря девять месяцев мучилась?
После этого она повернулась к стенке, давая понять, что разговор окончен. Врачи немного выдохнули и списали ее странное поведение на индивидуальную психологическую реакцию на роды.
Но и на следующий день женщина отказалась кормить ребенка, и через день даже не смотрела на сына. Врач принял решение вызвать на разговор ее мужа, отца малыша.
То, что сказал мужчина, удивило даже видавших виды медиков:
Муж пришел утром. Высокий, подтянутый, в дорогой, но мятой рубашке. Врач, я и медсестра ждали его в ординаторской.
– Вы отец? — спросила я.
Он кивнул, не садясь. Руки в карманах.
– Ваша супруга… не проявляет интереса к ребенку. Отказывается от кормления. Это тревожный сигнал. Нам нужно понять причину. Может, проблемы в семье, финансовые…
Он прервал меня резким движением руки.
– Денег хватает. Ребенок желанный. Просто она его боится.
– Боится? Новорожденного?
– Не ребенка. Она боится, что он… не наш.
В комнате стало тихо. Медсестра перестала листать бумаги.
– Что вы имеете в виду? — спросил врач, сдвинув брови.
– На маленьком сроке беременности она попала в ДТП. Ребенка удалось сохранить, но пришлось месяц провести в больнице. Ей делали УЗИ и какие– то процедуры. Она уверена, что там, под наркозом, у нее… подменили эмбрион. Говорит, что чувствует — этот ребенок чужой.
Это было настолько абсурдно, что я физически ощутила усталость. Послеродовой психоз, бред. Но муж говорил слишком спокойно.
– Вы же понимаете, что это невозможно?
– Я понимаю. Она — нет. Она требует сделать ДНК– тест. Сразу. Говорит, не прикоснется к нему, пока не получит результат.
Врач вздохнул. – Хорошо. Мы сделаем забор материала. Но анализ готовится несколько дней. Ребенка нужно кормить.
– Я буду кормить смесью, — быстро сказал муж. — У меня всё куплено. Разрешите мне быть с ним.
Мы переглянулись. Протоколы нарушались, но логика была железной: нужно время, чтобы мать пришла в себя, а ребенок в безопасности с отцом лучше, чем в детском отделении.
Муж, Артем, оказался организованным. Он действительно принес смесь, пеленки, дежурил у палаты сына. Жена, Елена, лежала, отвернувшись к стене. Я заходила к ней. Говорила о ребенке. Она молчала. Однажды спросила шепотом: – Когда тест?
Через три дня пришел результат ДНК. Я вызвала обоих в кабинет. Артем сидел, сжимая руку жены.
– Результат подтверждает, что вы — биологические родители ребенка, — сказала я, глядя на бумагу. — На 99,9%. Ваши страхи, Елена, беспочвенны.
Я ждала облегчения, слез, объятий. Но Елена вырвала руку у мужа. Ее лицо исказилось не радостью, а ужасом.
– Ты подделал! — прошипела она на Артема. — Ты всё подстроил! Ты с ними в сговоре!
– Лена, опомнись! — муж попытался ее обнять, но она оттолкнула его и выбежала.
Артем остался. Он не смотрел на меня. Стиснул кулаки.
– Она не поверит. Никогда.
– Ей нужен психиатр. Это очевидно.
– Нет, — он резко поднял голову. — Она не сумасшедшая. Она… права.
Теперь уже я онемела.
– Что?
– Ребенок — мой. Я это знаю. Но она права насчёт одной вещи. В той больнице, после ДТП, была процедура. Не просто УЗИ. Им… что– то вводили. Я случайно услышал разговор двух санитарок, когда носил ей вещи. Одна сказала: – Опять этот эксперимент, бедная женщина даже не в курсе. Я не придал значения. Подумал — бред. Но сейчас…
– Какой эксперимент? — мой голос прозвучал чужим.
– Я не знаю. Но я заинтересовался. Эта частная клиника, куда ее доставили, принадлежит холдингу, который занимается биотехнологиями. Генетическими исследованиями. Я нашел в интернете скандальную историю годовой давности. Журналистка расследовала их деятельность, потом попала в аварию и замолчала.
Мне стало холодно. Это пахло паранойей. Но Артем был слишком конкретен.
– Что вы хотите? — спросила я.
– Перевести Елену и сына в другую больницу. Тайно. Сделать независимый тест ДНК в другой лаборатории. Тот, что вы сделали… откуда брали мой материал?
– Соскоб с внутренней стороны щеки. У вас и у ребенка.
– А у Елены?
Я замерла. У Елены материал не брали. В протоколе использовали данные из ее обменной карты и биоматериал ребенка.
– В карте могут быть ошибки, — тихо сказал Артем. — Или подмены. Нужен ее биоматериал. Сейчас.
Мы вошли в палату. Елена сидела на кровати и смотрела в окно.
– Лена, нам нужно, чтобы ты тоже сдала анализ, — сказал Артем мягко. — Для полной уверенности.
Она обернулась. Ее взгляд был чистым и очень уставшим. – Ты наконец– то мне поверил?
– Я всегда тебе верил.
Забор сделали. Артем уехал отвозить пробы в лабораторию в соседнем городе, которую нашел через старые университетские связи. Я осталась дежурить. Инструкция была четкой: никого не пускать к Елене и ребенку, кроме проверенного персонала.
Ночью Елена не спала. Она позвала меня.
– Я помню запах, — сказала она, глядя в потолок. — В палате после аварии. Не больничный. Сладковатый, химический. И голоса. Мужской голос говорил: „Материал прижился. Мониторинг продолжать“. А потом, когда я родила… у меня на левом плече… есть маленькая родинка. В форме треугольника. У моей бабушки была точно такая же. На том же месте. Генетическая метка, она так ее называла. А у этого ребенка… ее нет.
На следующий день вернулся Артем. Он был серым от усталости.
– Результат будет через сутки. Лаборант, старый друг, сделает вне очереди. Он замолчал, глядя на жену, которая наконец– то уснула. – Я смог связаться с той журналисткой, которая писала статью. Она согласилась встретиться. Завтра.
Утром мы не смогли дозвониться до журналистки. Ее телефон не отвечал. Артем поехал по адресу. Вернулся через два часа, потрясенный.
– Дверь открыта, но в квартире никого нет. Соседи сказали, ночью к подъезду приезжала скорая помощь, но никто врача не вызывал.
В этот момент зазвонил его телефон. Незнакомый номер. Артем вышел в коридор, чтобы ответить. Вернулся через минуту.
– Это была она, журналистка. Говорила шепотом. Сказала только одно: „Найдите Марью Семеновну Ледковскую, акушерку на пенсии. Она живет в вашем городе. И бегите“.
Пока Артем искал в интернете данные о старой акушерке, ко мне подошла дежурная медсестра.
– Вам звонил главврач. Просил передать, что завтра приедет комиссия из Минздрава. Будет проверка документов, в том числе по новым родам. Велел все подготовить.
Ледяная рука сжала мне сердце. Комиссия. Которая может изъять историю болезни.
Которая может забрать ребенка – на дополнительное обследование.
Артем нашел адрес. Марья Семеновна жила в старом районе. Мы поехали вместе, оставив Елену под присмотром самой надежной санитарки. Старушка открыла не сразу. Увидев мой медицинский халат, впустила.
– Я ждала, что кто– то придет, — сказала она, не глядя на нас. У нее дрожали руки. — Про ту клинику? Я там работала тридцать лет, пока не закрыли родильное отделение
пять лет назад. А потом открыли этот… филиал для богатых.
– Что там происходило, Марья Семеновна? — спросил Артем.
– Опыты. Над женщинами. Без их ведома. Я случайно подслушала разговор главного врача с каким– то ученым. Они проверяли какую– то генную терапию… чтобы исправлять наследственные болезни у эмбрионов. Вводили что– то матерям после небольших вмешательств. Под видом витаминов или при анализах. А потом наблюдали.
– И дети? Они были… измененными?
– Нет! — она качнула головой. — В том– то и дело. Дети рождались абсолютно нормальными. Здоровыми. Но у матерей… у матерей после родов начинался жуткий психоз. Они отказывались от детей, говорили, что они чужие. У нескольких были попытки суицида. Врачи списывали на послродовую депрессию. А я думаю… Она замолчала.
– Что?
– Что они в матери что– то ломали. Не в ребенке. В матери. Какой– то инстинкт, связь. Чтоб она своего ребенка не приняла. А зачем — не знаю.
Вернувшись в больницу, мы застали переполох. К Елене в палату пыталась зайти – специалист по лактации — женщина, которую никто раньше не видел. Санитарка не пустила ее.
Тогда пришел звонок из лаборатории. Результат. Артем включил громкую связь.
Голос его друга был напряженным: – Артем, это бред. Я перепроверял трижды. По ДНК… этот ребенок не является биологическим сыном женщины, чей материал ты предоставил. Отцовство твое подтверждается. А материнство — нет. Генетически она ему не мать.
Мы стояли в пустом кабинете, глядя на телефон. Потом я медленно сказала: – Это невозможно. Если только…
– Если только тот материал, что мы взяли у Елены, — не ее, — закончил Артем. Его лицо окаменело. — Кровь брали из пальца тоже.
– Стандартная упаковка, — пробормотала я, пытаясь вспомнить вчерашнее утро. — Я только вскрыла коробку с вакутейнерами из шкафа. В ней было десять штук. Артем резко встал. – Десять? А вы использовали их все? Я мысленно перебрала пациенток, которым брала кровь после смены. – Нет. Троим. Остальные семь должны быть в шкафу. Мы почти бегом двинулись в процедурную. Я открыла дверцу. На полке лежала картонная коробка. Я вынула ее. Она была легкой. Внутри, на поролоновой подложке, аккуратно лежали семь пробирок с синими крышками. Все запаяны в индивидуальные стерильные пакеты. Все — с заводскими этикетками. Я взяла одну и поднесла к свету.
И тут заметила разницу. Почти невидимую. На дне каждой пробирки, под тонким слоем пластика, был нанесен микроскопический штрих– код. На тех, что я использовала раньше всегда в этой клинике, он был голубоватым. На этих — чуть темнее, с зеленоватым отливом. Мелочь. Это была другая партия. Кто– то действительно заменил целую нераспечатанную коробку. Зная, что я возьму из нее первую попавшуюся пробирку для Елены. Они знали, что мы пойдем на независимый тест.
Они подсунули нам чужой биоматериал.
В этот момент ворвалась наша санитарка, запыхавшись.
– Ваша жена… она взяла ребенка и куда– то пошла! Я отвернулась на секунду!
Мы бросились в отделение. Палата Елены была пуста. На кровати лежала записка, написанная ее почерком: – Я всё поняла. Чтобы спасти его, я должна исчезнуть. Прости.
– Она не могла далеко уйти, она слаба! — выдохнула я.
Мы обыскали весь этаж. И нашли их в заброшенной кладовой для старого оборудования, куда редко заходили. Елена сидела на полу, прижав к груди завернутого в пеленку сына. Она качала его и тихо пела. Колыбельную. На ее лице не было безумия. Только бесконечная усталость и решимость.
Увидев нас, она не испугалась.
– Они придут за ним, — тихо сказала она. — Потому что эксперимент провалился. Я его все равно люблю. Я чувствую, что он мой. Не генами, чем– то другим. Они это не учли. Мы с сыном стали для них слишком опасны. И теперь им нужно стереть улики. Нас.
Артем опустился перед ней на колени.
– Мы не дадим. Мы уже знаем правду. Не всю, но ключевую. Мы поедем сейчас же в прокуратуру. Со всеми данными. Со свидетельством Марьи Семеновны. С двумя результатами ДНК, которые противоречат друг другу — это доказательство фальсификации. Нас трое. Нам поверят.
– А если нет? — спросила она, глядя на него.
– Тогда мы просто исчезнем. Вместе. Всей семьей.
Он взял ее за руку. Она медленно встала. Я вынула телефон, чтобы вызвать такси до главного управления Следственного комитета. Мои пальцы дрожали.
Я смотрела, как они идут по коридору: он, обняв ее за плечи, она, прижимая к себе спящего ребенка. Они шли медленно. Навстречу бюрократии, бездушным протоколам и, возможно, могущественным врагам. Но они шли вместе.
Поделитесь записью с друзьями
Посмотреть ещё 2 фотографии
Идея быстрого завтрака.
Посмотреть ещё 8 фотографий
PJ Reptilehouse — калифорнийский фотохудожник, который обладает особенным видением женской сексуальности. Он создает свои таинственные калейдоскопические снимки без какого-либо применения фотошопа . П...
Посмотреть ещё 5 фотографий
Глаза радуются.
Сайт знакомств в Йене с телефонами и фото без регистрации бесплатно
Сайт знакомств онлайн в Йене бесплатно
Сайт знакомств в Йене для брака бесплатно
Сайт знакомств в Йене с номерами телефонов бесплатно
Сайт знакомств в Йене с женщинами кому за 30 бесплатно
Знакомства для интима в Йене без регистрации бесплатно
Сайт знакомств в Йене с мужчинами с номерами телефонов без регистрации бесплатно
© 2008‒2025 Социально‐развлекательная сеть «Фотострана». Пользователей: 23 047 076 человек
ООО «Фотострана» ОГРН: 1157847426076 ИНН: 7813238556
Адрес: 197046, РФ, г. Санкт-Петербург, муниципальный округ Посадский вн. тер. г., Певческий пер., д. 12, литера А, пом. 3-Н, ч. пом. 3
Email: support@fotostrana.ru
Основной ОКВЭД - 63.11.1 Деятельность по созданию и использованию баз данных и информационных ресурсов
Виды деятельности в соответствии с перечнем видов деятельности в области информационных технологий, утвержденным приказом Минцифры РФ от 11 мая 2023 г. № 449 - 1.01. и 2.0
Информация об используемых языках программирования, наименованиях фреймворков, программного обеспечения:
Языки: PHP, C++, С, Python, Go, JavaScript, TypeScript, Java, Kotlin, Swift
Фреймворки: Slim, Vue.js, React
Информация о реализуемом (разрабатываемом) программном обеспечении и о стоимости прав на неактивированные данные и команды через виртуальные ценности Фотомани доступна здесь и здесь
Информация, позволяющая идентифицировать программы для электронных вычислительных машин и баз данных, включенной в единый реестр российских программ для электронных вычислительных машин и баз данных (далее – реестр) в реестре, а также способы предоставления прав использования такой программы размещена здесь
Следующая запись: Зашла после врачей по пути в кафешку, сижу, расслабляюсь кофейком и ноутом. Через какое-то время ...
Лучшие публикации