Она ушла… из-за меня
С детства я была «не такой». Уши торчали, волосы — пакля, прыщи на лбу, а мама каждый день повторяла: «Ты моё наказание». Она могла говорить это и подругам по телефону, растягивая слова: «Если бы не этот цирк с Веркой и её отцом, я бы карьеру сделала!». Я верила, что всё правда — и что именно я испортила маме жизнь.
Папа был мягкий, добрый. Но наивный. Он верил маме всегда. Даже когда она водила меня в бассейн и крутила роман с тренером Мишей прямо у нас под носом. Когда мама ушла к нему, папа долго сидел молча с чашкой холодного чая, а я винила себя: это из-за меня.
Потом стало только хуже. Вши, короткая стрижка, мальчишки дразнят «уродкой», папа пьёт, бабушка твердит: «Пропадёте без женщины». И вот в один момент в доме появляется Галина. Сначала я ненавидела её за приказной тон и новую скатерть.
Но однажды она сказала то, чего я никак не ожидала…
Галина поставила передо мной тарелку с супом. «Ешь. Нечего на меня смотреть, как на музейный экспонат».
Я молча отодвинула тарелку.
«Не хочешь — не надо. Голодной сиди». Она убрала со стола, затем вернулась и села напротив. «Слушай, Вера. Твоя мать — стерва. Я так прямо и говорю. Она не из-за тебя ушла. Она из-за себя ушла. Потому что ей всегда всего мало. И мужа мало, и дочки, и нормальной жизни. Ей подавай вечный праздник. А ты тут ни при чем».
Я уставилась на нее. «Ты не имеешь права так про маму!»
«Имею. Я ее подруга. Бывшая. Мы с ней в одном институте учились. Она и тогда была такой — вечно всем недовольна, вечно искала, кто бы ее развлек.
А твой отец… он хороший. Слишком хороший для нее. Надоел ей своей добротой».
Я сидела, не в силах пошевелиться. Мамина подруга. Та самая Галя, про которую она иногда упоминала с усмешкой: «Ах, эта неудачница».
«Почему ты здесь?» — прошептала я.
«Потому что твой отец написал мне. Случайно нашел в соцсетях. Попросил о помощи. А я… я всегда его любила. Еще с института. Но он выбрал ее. А теперь он свободен. И я здесь не как нянька, а как женщина, которая хочет попробовать построить семью. С тобой в том числе. Если дашь шанс».
Этот простой и жестокий монолог перевернул все. Мама была не жертвой, а эгоисткой. Папа — не несчастным, а влюбленным. А я… я была просто ребенком, которого использовали в качестве оправдания.
Через неделю Галина заявила: «Пойдем, Вера, в парикмахерскую. Твоя грива требует вмешательства профессионала».
Она отвела меня не в дешевую «Стрижку», а в дорогой салон. Стилист, молодой парень с розовыми волосами, долго изучал мою шевелюру.
«Сухая, поврежденная. Но густая. Будем реанимировать. И… я вижу каре».
Через два часа я смотрела в зеркало на другую девочку. Волосы блестели, лежали ровно, обрамляя лицо. Уши почти не торчали. Прыщи, конечно, никуда не делись, но теперь они не были первым, что бросалось в глаза.
«Красивая», — сказала Галина просто, расплачиваясь картой.
В тот же вечер она вручила мне коробку. «Держи. Современные технологии».
В коробке лежал смартфон. Не новый, но исправный.
«Зачем?» — спросила я, чувствуя, как предаю папу, который считал, что телефон мне рано.
«Чтобы ты могла писать отцу, если я буду не права. Чтобы у тебя был свой угол. И чтобы ты зарегистрировалась в нормальной соцсети и выложила фото с новой прической. Пусть все видят, какая ты красотка».
Я зарегистрировалась. Выложила селфи. Первый лайк поставил папа. Потом одноклассники. Комментарии были вроде «круто!» и «классная стрижка!». Никто не назвал меня уродиной.
Через месяц Галина объявила: «Теперь — спорт. Выбирай: бассейн или танцы».
Я выбрала бассейн. Тот самый, где работал Миша. Когда мы пришли, он был на дорожке. Увидел нас и замер.
Галина подошла к нему. «Здравствуйте, Михаил. Я — жена Алексея, бывшего мужа Лены. Это Вера, их дочь. Мы будем у вас плавать. Надеюсь, это не проблема?»
Он покраснел и пробормотал что-то невнятное.
В раздевалке Галина сказала: «Смотри, Вера. Ты имеешь право быть где угодно. И никто не может тебя этого права лишить. Ни тренер, ни твоя мать».
Мы плавали два раза в неделю. Миша избегал нас, но я видела его украдкой брошенные взгляды. Он выглядел несчастным. Мамина «победа» оказалась сомнительной.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла мама. Похудевшая, с потухшим взглядом.
«Лена?» — растерянно сказал папа.
«Можно я переночую?» — ее голос дрожал.
Галина вышла из кухни, вытирая руки. «Здравствуй, Лена. Что случилось?»
«Он… Миша… он меня выгнал. У него другая появилась. Молодая. Как я тогда».
Я стояла в дверях своей комнаты и смотрела на эту сцену. Мама пыталась войти, но Галина мягко, но твердо перегородила ей путь.
«Нет, Лена. Ты не можешь здесь переночевать. Ты сделала свой выбор. Алексей и Вера — моя семья теперь. Уходи».
Мама посмотрела на папу. «Леша, я же мать Веры!»
Папа молчал несколько секунд, потом сказал тихо: «Ты перестала быть ее матерью, когда ушла к любовнику и назвала дочь «наказанием». Уходи».
Она посмотрела на меня. «Верка, дочка…»
Я не сказала ничего. Просто развернулась и вошла в свою комнату, закрыв дверь. Я слышала, как хлопнула входная дверь, и знала — мама ушла. Навсегда.
На следующее утро за завтраком было тихо. Папа пил кофе, глядя в окно. Галина намазывала масло на булку.
«Спасибо», — сказала я ей.
Она подняла на меня глаза. «За что?»
«За то, что выгнала ее. И за то, что пришла к нам».
Галина кивнула. «Ешь. Скоро в школу».
Я поняла, что моя жизнь разделилась на «до» и «после». До Галины я была тенью, оправдывающей свое существование. После — я стала человеком, который имеет право на место под солнцем.
С детства я была «не такой». Уши торчали, волосы — пакля, прыщи на лбу, а мама каждый день повторяла: «Ты моё наказание». Она могла говорить это и подругам по телефону, растягивая слова: «Если бы не этот цирк с Веркой и её отцом, я бы карьеру сделала!». Я верила, что всё правда — и что именно я испортила маме жизнь.
Папа был мягкий, добрый. Но наивный. Он верил маме всегда. Даже когда она водила меня в бассейн и крутила роман с тренером Мишей прямо у нас под носом. Когда мама ушла к нему, папа долго сидел молча с чашкой холодного чая, а я винила себя: это из-за меня.
Потом стало только хуже. Вши, короткая стрижка, мальчишки дразнят «уродкой», папа пьёт, бабушка твердит: «Пропадёте без женщины». И вот в один момент в доме появляется Галина. Сначала я ненавидела её за приказной тон и новую скатерть.
Но однажды она сказала то, чего я никак не ожидала…
Галина поставила передо мной тарелку с супом. «Ешь. Нечего на меня смотреть, как на музейный экспонат».
Я молча отодвинула тарелку.
«Не хочешь — не надо. Голодной сиди». Она убрала со стола, затем вернулась и села напротив. «Слушай, Вера. Твоя мать — стерва. Я так прямо и говорю. Она не из-за тебя ушла. Она из-за себя ушла. Потому что ей всегда всего мало. И мужа мало, и дочки, и нормальной жизни. Ей подавай вечный праздник. А ты тут ни при чем».
Я уставилась на нее. «Ты не имеешь права так про маму!»
«Имею. Я ее подруга. Бывшая. Мы с ней в одном институте учились. Она и тогда была такой — вечно всем недовольна, вечно искала, кто бы ее развлек.
А твой отец… он хороший. Слишком хороший для нее. Надоел ей своей добротой».
Я сидела, не в силах пошевелиться. Мамина подруга. Та самая Галя, про которую она иногда упоминала с усмешкой: «Ах, эта неудачница».
«Почему ты здесь?» — прошептала я.
«Потому что твой отец написал мне. Случайно нашел в соцсетях. Попросил о помощи. А я… я всегда его любила. Еще с института. Но он выбрал ее. А теперь он свободен. И я здесь не как нянька, а как женщина, которая хочет попробовать построить семью. С тобой в том числе. Если дашь шанс».
Этот простой и жестокий монолог перевернул все. Мама была не жертвой, а эгоисткой. Папа — не несчастным, а влюбленным. А я… я была просто ребенком, которого использовали в качестве оправдания.
Через неделю Галина заявила: «Пойдем, Вера, в парикмахерскую. Твоя грива требует вмешательства профессионала».
Она отвела меня не в дешевую «Стрижку», а в дорогой салон. Стилист, молодой парень с розовыми волосами, долго изучал мою шевелюру.
«Сухая, поврежденная. Но густая. Будем реанимировать. И… я вижу каре».
Через два часа я смотрела в зеркало на другую девочку. Волосы блестели, лежали ровно, обрамляя лицо. Уши почти не торчали. Прыщи, конечно, никуда не делись, но теперь они не были первым, что бросалось в глаза.
«Красивая», — сказала Галина просто, расплачиваясь картой.
В тот же вечер она вручила мне коробку. «Держи. Современные технологии».
В коробке лежал смартфон. Не новый, но исправный.
«Зачем?» — спросила я, чувствуя, как предаю папу, который считал, что телефон мне рано.
«Чтобы ты могла писать отцу, если я буду не права. Чтобы у тебя был свой угол. И чтобы ты зарегистрировалась в нормальной соцсети и выложила фото с новой прической. Пусть все видят, какая ты красотка».
Я зарегистрировалась. Выложила селфи. Первый лайк поставил папа. Потом одноклассники. Комментарии были вроде «круто!» и «классная стрижка!». Никто не назвал меня уродиной.
Через месяц Галина объявила: «Теперь — спорт. Выбирай: бассейн или танцы».
Я выбрала бассейн. Тот самый, где работал Миша. Когда мы пришли, он был на дорожке. Увидел нас и замер.
Галина подошла к нему. «Здравствуйте, Михаил. Я — жена Алексея, бывшего мужа Лены. Это Вера, их дочь. Мы будем у вас плавать. Надеюсь, это не проблема?»
Он покраснел и пробормотал что-то невнятное.
В раздевалке Галина сказала: «Смотри, Вера. Ты имеешь право быть где угодно. И никто не может тебя этого права лишить. Ни тренер, ни твоя мать».
Мы плавали два раза в неделю. Миша избегал нас, но я видела его украдкой брошенные взгляды. Он выглядел несчастным. Мамина «победа» оказалась сомнительной.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла мама. Похудевшая, с потухшим взглядом.
«Лена?» — растерянно сказал папа.
«Можно я переночую?» — ее голос дрожал.
Галина вышла из кухни, вытирая руки. «Здравствуй, Лена. Что случилось?»
«Он… Миша… он меня выгнал. У него другая появилась. Молодая. Как я тогда».
Я стояла в дверях своей комнаты и смотрела на эту сцену. Мама пыталась войти, но Галина мягко, но твердо перегородила ей путь.
«Нет, Лена. Ты не можешь здесь переночевать. Ты сделала свой выбор. Алексей и Вера — моя семья теперь. Уходи».
Мама посмотрела на папу. «Леша, я же мать Веры!»
Папа молчал несколько секунд, потом сказал тихо: «Ты перестала быть ее матерью, когда ушла к любовнику и назвала дочь «наказанием». Уходи».
Она посмотрела на меня. «Верка, дочка…»
Я не сказала ничего. Просто развернулась и вошла в свою комнату, закрыв дверь. Я слышала, как хлопнула входная дверь, и знала — мама ушла. Навсегда.
На следующее утро за завтраком было тихо. Папа пил кофе, глядя в окно. Галина намазывала масло на булку.
«Спасибо», — сказала я ей.
Она подняла на меня глаза. «За что?»
«За то, что выгнала ее. И за то, что пришла к нам».
Галина кивнула. «Ешь. Скоро в школу».
Я поняла, что моя жизнь разделилась на «до» и «после». До Галины я была тенью, оправдывающей свое существование. После — я стала человеком, который имеет право на место под солнцем.

Следующая запись: Я женат на прекрасной женщине, семейной, заботливой и домашней. У нас трое детей и дом-полная чаша. ...
Лучшие публикации