– Ты, Серёга, не жилец. Сам понимаешь. Скоро ночь, метель начинается. До утра здесь не продержаться.
Разговаривали двое. Один высокий, в чёрном полушубке, крепко стоял на лыжах, за плечом рюкзак и ружьё. Второй, полулёжа на снегу, смотрел на него снизу вверх.
Рядом сломанная лыжа и неестественно подвёрнутая нога. Вокруг голая степь: ни деревца, ни кустика, только где-то далеко, почти у линии горизонта, тёмной полоской виднелся лес. Вечерело, усиливаясь, подвывал ветер, бросая колючие, пока ещё редкие снежинки.
– Сам понимаешь, - как бы оправдываясь, говорил высокий, - если бы в лесу, другое дело, там хоть костёр можно развести. А тут до леса полтора часа ходу. Мне тебя не дотащить.
– А ты пробовал? - устало спросил лежащий на снегу.
– А тут и пробовать нечего, - переходя на визг, быстро затараторил другой. - Останусь с тобой - оба погибнем, была бы охота устраивать тут братскую могилу. Мне за компанию на тот свет совсем не хочется. А так хоть я живой останусь.
– Всегда чувствовал, что ты, Генка, человек с гнильцой.
– Хватит тебе...
Генка резко плюнул в снег рядом с лицом Сергея.
— Гнильца? Я? А кто на охоту без спутникового телефона выходит? Кто лыжу сломал, как последний чайник?
Он развернулся, оттолкнулся палками и пошел, не оглядываясь. Снег заметал его следы почти сразу.
Сергей остался один. Боль в ноге была тупой и горячей. Он попытался пошевелить пальцами в ботинке — не вышло. Вывих или перелом. Метель усиливалась, ветер рвал куртку. Он знал: через час его начнет заносить снегом, через два — тело начнет замерзать.
Он сдернул рюкзак с спины. Пустой. Только пустая фляга и пачка промокших сигарет. Генка взял все припасы. И ружье.
«До утра не продержаться».
Мысль была четкой и спокойной. Он посмотрел на сломанную лыжу. Пластик треснул у крепления. Палка тоже сломана. Но в рюкзаке был ремнабор. И нож.
Он срезал ремни с рюкзака, снял куртку. Дрожащими от холода пальцами начал приматывать сломанную лыжу к травмированной ноге, используя ее как шину. Боль вырывала крик, но он продолжал.
Через полчаса конструкция была готова. Он мог опереться на палку и сломанную лыжу, как на костыль. Движение было мучительным, но возможным. Он пополз в сторону леса.
Снег слепил глаза. Он шел, считая шаги. Сто. Остановка. Перевести дух. Снова сто.
В сумерках он почти наткнулся на него. Генка лежал лицом вниз в небольшой промоине, скрытой снегом. Его лыжи торчали под неестественным углом. Рюкзак был расстегнут.
Сергей перевернул его. Лицо было бледным, дыхание прерывистым.
— Нога... — прошептал Генка, не открывая глаз. — Попал в яму... Кажется, сломал...
Сергей молча осмотрел его. Перелом голени, явный. Он посмотрел на рюкзак. Часть припасов выпала. Но ружья не было.
— Где ружье? — спросил Сергей.
— Выронил... когда падал... — Генка застонал. — Не нашел... Серёг, не бросай...
Сергей посмотрел на промоину. Снег уже почти полностью скрыл ее. Ружье могло быть где угодно.
Он собрал рассыпавшиеся припасы: шоколад, термос с холодным чаем, коробку патронов. Взял нож Генки.
— Ты... что делаешь? — испуганно спросил Генка.
Сергей не ответил. Он отрезал кусок ткани от своей куртки, туго перетянул Генке ногу выше перелома. Потом влил ему в рот глоток чая.
— Ты... поможешь? — в голосе Генки была надежда.
Сергей встал, взвалил на себя оба рюкзака.
— Нет, — сказал он просто. — Я заберу припасы. Ты оставил мне шанс умереть. Я оставляю тебе тот же шанс.
Он развернулся и пошел прочь, опираясь на свой импровизированный костыль.
— Сергей! Вернись! Я умру тут! — крикнул ему вслед Генка.
Сергей остановился, обернулся.
— Сам понимаешь, — тихо сказал он. — Была бы охота устраивать тут братскую могилу.
Он пошел дальше, не оглядываясь. Крики позади быстро стихли, заглушаемые воем метели.
Он шел еще час. Руки немели от холода. Сознание начинало плыть. И вдруг он споткнулся о что-то твердое, скрытое под снегом.
Ружье. Видимо, Генка выронил его именно здесь, а потом не смог найти в слепящем снегу.
Сергей поднял его. Затвор был забит снегом, но в целом целое. Он вспомнил коробку патронов в рюкзаке.
Еще через двадцать минут он достиг кромки леса. Ветер здесь был слабее. Он нашел полуразвалившийся охотничий лабаз на старых соснах. С трудом втащил себя на него.
Он разжег маленький огонь из сухих щепок и бересты в жестяной банке из-под консервов. Съел шоколад. Почистил затвор ружья. Оно было исправно.
Утром метель стихла. Сергей спустился с лабаза. Его нога распухла, но шина держала. Он вышел на опушку и трижды выстрелил в воздух.
Через сорок минут услышал шум мотора. К лесу подъехал снегоход с двумя егерями.
— Ты Сергей Игнатов? — крикнул один из них. — Тебя жена забила тревогу, когда ты не вернулся.
— Да, я, — сказал Сергей, опираясь на ружье.
— А где твой напарник? Геннадий?
Сергей посмотрел в сторону степи. Белое безмолвие.
— Мы расстались вчера вечером, — ответил он ровно. — Он пошел своим путем. Я — своим.
Егерь что-то сказал в рацию, потом повернулся к Сергею.
— Ладно, поехали. Его будем искать отдельно.
Сергей кивнул и, не оглядываясь, пошел к снегоходу.
Разговаривали двое. Один высокий, в чёрном полушубке, крепко стоял на лыжах, за плечом рюкзак и ружьё. Второй, полулёжа на снегу, смотрел на него снизу вверх.
Рядом сломанная лыжа и неестественно подвёрнутая нога. Вокруг голая степь: ни деревца, ни кустика, только где-то далеко, почти у линии горизонта, тёмной полоской виднелся лес. Вечерело, усиливаясь, подвывал ветер, бросая колючие, пока ещё редкие снежинки.
– Сам понимаешь, - как бы оправдываясь, говорил высокий, - если бы в лесу, другое дело, там хоть костёр можно развести. А тут до леса полтора часа ходу. Мне тебя не дотащить.
– А ты пробовал? - устало спросил лежащий на снегу.
– А тут и пробовать нечего, - переходя на визг, быстро затараторил другой. - Останусь с тобой - оба погибнем, была бы охота устраивать тут братскую могилу. Мне за компанию на тот свет совсем не хочется. А так хоть я живой останусь.
– Всегда чувствовал, что ты, Генка, человек с гнильцой.
– Хватит тебе...
Генка резко плюнул в снег рядом с лицом Сергея.
— Гнильца? Я? А кто на охоту без спутникового телефона выходит? Кто лыжу сломал, как последний чайник?
Он развернулся, оттолкнулся палками и пошел, не оглядываясь. Снег заметал его следы почти сразу.
Сергей остался один. Боль в ноге была тупой и горячей. Он попытался пошевелить пальцами в ботинке — не вышло. Вывих или перелом. Метель усиливалась, ветер рвал куртку. Он знал: через час его начнет заносить снегом, через два — тело начнет замерзать.
Он сдернул рюкзак с спины. Пустой. Только пустая фляга и пачка промокших сигарет. Генка взял все припасы. И ружье.
«До утра не продержаться».
Мысль была четкой и спокойной. Он посмотрел на сломанную лыжу. Пластик треснул у крепления. Палка тоже сломана. Но в рюкзаке был ремнабор. И нож.
Он срезал ремни с рюкзака, снял куртку. Дрожащими от холода пальцами начал приматывать сломанную лыжу к травмированной ноге, используя ее как шину. Боль вырывала крик, но он продолжал.
Через полчаса конструкция была готова. Он мог опереться на палку и сломанную лыжу, как на костыль. Движение было мучительным, но возможным. Он пополз в сторону леса.
Снег слепил глаза. Он шел, считая шаги. Сто. Остановка. Перевести дух. Снова сто.
В сумерках он почти наткнулся на него. Генка лежал лицом вниз в небольшой промоине, скрытой снегом. Его лыжи торчали под неестественным углом. Рюкзак был расстегнут.
Сергей перевернул его. Лицо было бледным, дыхание прерывистым.
— Нога... — прошептал Генка, не открывая глаз. — Попал в яму... Кажется, сломал...
Сергей молча осмотрел его. Перелом голени, явный. Он посмотрел на рюкзак. Часть припасов выпала. Но ружья не было.
— Где ружье? — спросил Сергей.
— Выронил... когда падал... — Генка застонал. — Не нашел... Серёг, не бросай...
Сергей посмотрел на промоину. Снег уже почти полностью скрыл ее. Ружье могло быть где угодно.
Он собрал рассыпавшиеся припасы: шоколад, термос с холодным чаем, коробку патронов. Взял нож Генки.
— Ты... что делаешь? — испуганно спросил Генка.
Сергей не ответил. Он отрезал кусок ткани от своей куртки, туго перетянул Генке ногу выше перелома. Потом влил ему в рот глоток чая.
— Ты... поможешь? — в голосе Генки была надежда.
Сергей встал, взвалил на себя оба рюкзака.
— Нет, — сказал он просто. — Я заберу припасы. Ты оставил мне шанс умереть. Я оставляю тебе тот же шанс.
Он развернулся и пошел прочь, опираясь на свой импровизированный костыль.
— Сергей! Вернись! Я умру тут! — крикнул ему вслед Генка.
Сергей остановился, обернулся.
— Сам понимаешь, — тихо сказал он. — Была бы охота устраивать тут братскую могилу.
Он пошел дальше, не оглядываясь. Крики позади быстро стихли, заглушаемые воем метели.
Он шел еще час. Руки немели от холода. Сознание начинало плыть. И вдруг он споткнулся о что-то твердое, скрытое под снегом.
Ружье. Видимо, Генка выронил его именно здесь, а потом не смог найти в слепящем снегу.
Сергей поднял его. Затвор был забит снегом, но в целом целое. Он вспомнил коробку патронов в рюкзаке.
Еще через двадцать минут он достиг кромки леса. Ветер здесь был слабее. Он нашел полуразвалившийся охотничий лабаз на старых соснах. С трудом втащил себя на него.
Он разжег маленький огонь из сухих щепок и бересты в жестяной банке из-под консервов. Съел шоколад. Почистил затвор ружья. Оно было исправно.
Утром метель стихла. Сергей спустился с лабаза. Его нога распухла, но шина держала. Он вышел на опушку и трижды выстрелил в воздух.
Через сорок минут услышал шум мотора. К лесу подъехал снегоход с двумя егерями.
— Ты Сергей Игнатов? — крикнул один из них. — Тебя жена забила тревогу, когда ты не вернулся.
— Да, я, — сказал Сергей, опираясь на ружье.
— А где твой напарник? Геннадий?
Сергей посмотрел в сторону степи. Белое безмолвие.
— Мы расстались вчера вечером, — ответил он ровно. — Он пошел своим путем. Я — своим.
Егерь что-то сказал в рацию, потом повернулся к Сергею.
— Ладно, поехали. Его будем искать отдельно.
Сергей кивнул и, не оглядываясь, пошел к снегоходу.

Следующая запись: Лишил меня заслуженного отдыха – пришлось выдвинуть свои условия. Как это понимать, отпуск ...
Лучшие публикации