
Пришла домой после работы. Муж сидел в коридоре и плакал. Никогда раньше не видела его таким...
— Олег, что случилось?
— Меня уволили с работы.
— Как это уволили? Ты же учитель года!
— Родители одной ученицы написали заявление в полицию, что я ее домогался.
— Чт? Ты же этого не делал?
— Ты тоже не веришь мне?!
Муж ушёл в спальню и хлопнул дверью.
— Вика! Я верю! Открой дверь!
— Отстань! Я хочу побыть один!
Я снова услышала, как он плачет. Мужчина 45 лет... рыдал. Почти 20 лет он проработал учителем математики. Всегда пользовался уважением в школе. Родители его обожали и часто просили помочь с репетиторством.
У мужа зазвонил телефон (я поняла, что звонят из полиции).
— Алло! Да! Вы что?! Никого я не трогал! Нет, сам никуда не поеду!
Я услышала, как телефон ударился о стену.
Решив сделать мужу приятное, я побежала в магазин купить продукты для его любимого торта. Ключи забыла дома в спешке, поэтому не стала закрывать дверь. Тем более, муж был дома.
Меня не было всего полчаса. Когда я возвращалась, у подъезда меня остановила соседка по этажу:
— Лена, не заходи домой! Там беда... большая беда! Мой Саша сейчас всё сделает, а ты останься со мной.
Оттолкнув соседку, я быстро поднялась на свой этаж.
Двери квартиры были открыты. Еще одна соседка стояла внутри и плакала. Я забежала в спальню и остолбенела от ужаса.
Муж соседки стоял посреди комнаты, бледный от страха. На столе лежала записка, а на люстре висела верёвка, на которой был мой Олег еще кикие-то минуты назад…Его лицо было сизым. Я закричала.
«Он уже остыл», — сказал муж соседки, Саша, глухим голосом. Его руки дрожали. «Я успел только снять… до приезда скорой. Полиция уже едет».
Я не слышала его. Увидела записку на столе, написанную его почерком: «Прости. Я не могу. Всё равно никто не поверит».
Через час участковый, молодой лейтенант, вынес вердикт: самоубийство на почве нервного срыва. Дело закрыли. Меня оставили в пустой квартире с чувством стыда и невыносимой тяжести. Я не могла поверить, что он сдался так легко.
На следующий день я пошла в школу, где он работал. Директор, Марьяна Сергеевна, приняла меня в своем кабинете. Ее лицо было каменным.
«Елена, соболезную. Но расследование службы опеки уже началось. Лучше бы вам не появляться здесь».
«Какая девочка? Кто ее родители?»
«Анастасия Воронцова, 9 «Б». Отец — Артем Воронцов, влиятельный человек. Он настоял на увольнении Олега по статье. Без выходного пособия».
Я нашла адрес Воронцовых в старой классной журнале, которую стащила из учительской. Элитный жилой комплекс. Мне открыл сам Артем Воронцов — высокий, в дорогом халате.
«Вам чего?» — его взгляд был холодным.
«Мой муж не мог этого сделать. Он повесился из-за вашего обвинения».
«Он что, признался вам в записке?» — Воронцов усмехнулся. Его глаза блеснули. Дверь захлопнулась перед моим носом.
Фраза «признался в записке» застряла в мозгу. Откуда он знал о записке? Ее содержание не разглашалось.
Я позвонила Саше, соседу, который нашел Олега.
«Саша, вы случайно не говорили Воронцову о записке?»
«Какому Воронцову? Нет. Я ни с кем не говорил, кроме полиции». Он помолчал. «Но знаете… Когда я зашел, дверь была приоткрыта. В прихожей лежал чей-то чек. Я подобрал, хотел отдать вам». Он назвал сеть супермаркетов.
Я поехала в этот супермаркет. Кассирша, сверив по камере время покупки — за час до моего возвращения, — смущенно сказала: «Да, помню этого мужчину. Он купил упаковку веревки и пачку сигарет. Очень нервничал».
Я показала ей фото Олега на телефоне.
«Нет, — покачала головой девушка. — Этот был моложе. Высокий. В кожаной куртке».
Мне стало дурно. В квартиру заходил кто-то другой.
Я вернулась к подъезду и начала опрашивать других соседей. Пенсионерка с первого этажа, сидевшая на лавочке, подтвердила: «Видела такого. Бойкий такой, вышел от вас, сел в дорогую иномарку и уехал».
Я связалась с лейтенантом, который вел дело. Он выслушал меня и раздраженно сказал: «Гражданка Петрова, не выдумывайте. Все доказательства указывают на суицид. Закройте это дело и живите дальше».
Отчаяние накатило с новой силой. Я осталась одна против всех.
Тогда я пошла к Анастасии Воронцовой. Подкараулила ее около музыкальной школы. Худая девочка с испуганными глазами.
«Настя, я жена Олега Викторовича. Умоляю, скажи правду. Он к тебе приставал?»
Девочка расплакалась. «Нет! Папа заставил меня написать заявление! Он сказал, что иначе не купит мне новый айфон. Я не хотела! Олег Викторович всегда был ко мне добр!»
Сердце кольнуло. Значит, Олега подставили. Но зачем доводить до самоубийства? Месть за что-то?
Я вломилась в кабинет к директору школы с новыми данными.
«Воронцов подстроил все! Вы знали!»
Марьяна Сергеевна побледнела. «Уходите, Елена. Вы не понимаете, с кем связываетесь. Он уничтожит и вас».
«Почему? Почему он это сделал?»
Она молчала. Потом, глядя в окно, тихо сказала: «Ваш муж собирался увольняться. У него было выгодное предложение из частного лицея – главного конкурента нашей школы. А это значит, что наши ученики станут слабее из-за отсутствия сильного преподавателя, мы просядем в рейтинге учебных заведений, просядут премии...Ее отец — член попечительского совета нашей школы. Для него это был бы удар по репутации, выплат, да еще и. потеря лучшей ученицы в лице его дочери, которая регулярно занималась с Олегом и выступала на олимпиадах, защищая честь школы. Он пришел в ярость. Он сказал: «Я его скомпрометирую, и никто его больше не возьмет».
Теперь все встало на свои места. Воронцов, чтобы сохранить лицо и статус дочери в школе, очернил Олега, уничтожив его карьеру. Но этого оказалось мало.
Я снова пошла к Воронцову, уже с диктофоном в кармане. «Я все знаю. Вы подстроили обвинение в домогательствах. Вы убили его».
Он рассмеялся. «Доказательств нет. Ваш муж был слабаком. Не выдержал давления. Сам на себя руки наложил».
«Нет. Кто-то был в нашей квартире. Купил веревку. Помог ему «сделать выбор»».
Его лицо исказилось. «Выходите. Иначе вам несдобровать».
В этот момент в комнату вошел тот самый лейтенант из полиции. Мой участковый. Он мрачно посмотрел на Воронцова.
«Артем Игоревич, успокойтесь».
Потом повернулся ко мне. «Гражданка Петрова, я предупреждал вас не лезть не в свое дело».
И тут я все поняла. Лейтенант был здесь не как полицейский, а как гость. Они были знакомы. Он работал на Воронцова.
«Вы… Вы фальсифицировали дело», — выдохнула я.
Лейтенант пожал плечами. «Служебное рвение — это похвально, но опасно. Уходите».
Я ушла. Проигравшая. Но дома меня ждало последнее доказательство. В кармане старого пиджака Олега, который я собиралась отдать в стирку, я нашла смятый листок. Черновик его заявления об увольнении. А на обороте — торопливая пометка, сделанная его рукой: «В. угрожал. Говорил, «сам не уйдешь — поможем». Боюсь за Лену. Надо уезжать».
«В.» — Воронцов. Он не просто оклеветал. Он пригрозил мне. Олег знал, что его могут убить, выдав за самоубийцу. Он боялся за меня. И именно это его и сломало.
Я пошла не в городское управление МВД, а прямиком в Следственный комитет. Принесла все улики: запись разговора с Настей, показания кассира и соседки, черновик Олега. Возбудили уголовное дело по статье «Доведение до самоубийства» и «Служебный подлог».
Воронцова и лейтенанта арестовали. На суде лейтенант, идя на сделку со следствием, рассказал все. Да, Воронцов заплатил ему, чтобы тот «помог» Олегу повеситься и оформил все как суицид. Тот самый «парень в кожаной куртке» был его подчиненным. Они подбросили предсмертную записку, которую Воронцов заставил Олега написать под угрозами расправы надо мной. Они не ожидали, что сосед зайдет так рано.
Воронцов получил десять лет колонии. Лейтенанта — восемь.
Я пришла на могилу к Олегу. Поставила цветы. «Все кончено», — сказала я тихо. Ветер шелестел листьями. Я наконец-то могла оплакать его не как самоубийцу, а как жертву. Жертву человеческой подлости, которую он, честный учитель, так и не смог победить. Но я смогла. Ради него
— Олег, что случилось?
— Меня уволили с работы.
— Как это уволили? Ты же учитель года!
— Родители одной ученицы написали заявление в полицию, что я ее домогался.
— Чт? Ты же этого не делал?
— Ты тоже не веришь мне?!
Муж ушёл в спальню и хлопнул дверью.
— Вика! Я верю! Открой дверь!
— Отстань! Я хочу побыть один!
Я снова услышала, как он плачет. Мужчина 45 лет... рыдал. Почти 20 лет он проработал учителем математики. Всегда пользовался уважением в школе. Родители его обожали и часто просили помочь с репетиторством.
У мужа зазвонил телефон (я поняла, что звонят из полиции).
— Алло! Да! Вы что?! Никого я не трогал! Нет, сам никуда не поеду!
Я услышала, как телефон ударился о стену.
Решив сделать мужу приятное, я побежала в магазин купить продукты для его любимого торта. Ключи забыла дома в спешке, поэтому не стала закрывать дверь. Тем более, муж был дома.
Меня не было всего полчаса. Когда я возвращалась, у подъезда меня остановила соседка по этажу:
— Лена, не заходи домой! Там беда... большая беда! Мой Саша сейчас всё сделает, а ты останься со мной.
Оттолкнув соседку, я быстро поднялась на свой этаж.
Двери квартиры были открыты. Еще одна соседка стояла внутри и плакала. Я забежала в спальню и остолбенела от ужаса.
Муж соседки стоял посреди комнаты, бледный от страха. На столе лежала записка, а на люстре висела верёвка, на которой был мой Олег еще кикие-то минуты назад…Его лицо было сизым. Я закричала.
«Он уже остыл», — сказал муж соседки, Саша, глухим голосом. Его руки дрожали. «Я успел только снять… до приезда скорой. Полиция уже едет».
Я не слышала его. Увидела записку на столе, написанную его почерком: «Прости. Я не могу. Всё равно никто не поверит».
Через час участковый, молодой лейтенант, вынес вердикт: самоубийство на почве нервного срыва. Дело закрыли. Меня оставили в пустой квартире с чувством стыда и невыносимой тяжести. Я не могла поверить, что он сдался так легко.
На следующий день я пошла в школу, где он работал. Директор, Марьяна Сергеевна, приняла меня в своем кабинете. Ее лицо было каменным.
«Елена, соболезную. Но расследование службы опеки уже началось. Лучше бы вам не появляться здесь».
«Какая девочка? Кто ее родители?»
«Анастасия Воронцова, 9 «Б». Отец — Артем Воронцов, влиятельный человек. Он настоял на увольнении Олега по статье. Без выходного пособия».
Я нашла адрес Воронцовых в старой классной журнале, которую стащила из учительской. Элитный жилой комплекс. Мне открыл сам Артем Воронцов — высокий, в дорогом халате.
«Вам чего?» — его взгляд был холодным.
«Мой муж не мог этого сделать. Он повесился из-за вашего обвинения».
«Он что, признался вам в записке?» — Воронцов усмехнулся. Его глаза блеснули. Дверь захлопнулась перед моим носом.
Фраза «признался в записке» застряла в мозгу. Откуда он знал о записке? Ее содержание не разглашалось.
Я позвонила Саше, соседу, который нашел Олега.
«Саша, вы случайно не говорили Воронцову о записке?»
«Какому Воронцову? Нет. Я ни с кем не говорил, кроме полиции». Он помолчал. «Но знаете… Когда я зашел, дверь была приоткрыта. В прихожей лежал чей-то чек. Я подобрал, хотел отдать вам». Он назвал сеть супермаркетов.
Я поехала в этот супермаркет. Кассирша, сверив по камере время покупки — за час до моего возвращения, — смущенно сказала: «Да, помню этого мужчину. Он купил упаковку веревки и пачку сигарет. Очень нервничал».
Я показала ей фото Олега на телефоне.
«Нет, — покачала головой девушка. — Этот был моложе. Высокий. В кожаной куртке».
Мне стало дурно. В квартиру заходил кто-то другой.
Я вернулась к подъезду и начала опрашивать других соседей. Пенсионерка с первого этажа, сидевшая на лавочке, подтвердила: «Видела такого. Бойкий такой, вышел от вас, сел в дорогую иномарку и уехал».
Я связалась с лейтенантом, который вел дело. Он выслушал меня и раздраженно сказал: «Гражданка Петрова, не выдумывайте. Все доказательства указывают на суицид. Закройте это дело и живите дальше».
Отчаяние накатило с новой силой. Я осталась одна против всех.
Тогда я пошла к Анастасии Воронцовой. Подкараулила ее около музыкальной школы. Худая девочка с испуганными глазами.
«Настя, я жена Олега Викторовича. Умоляю, скажи правду. Он к тебе приставал?»
Девочка расплакалась. «Нет! Папа заставил меня написать заявление! Он сказал, что иначе не купит мне новый айфон. Я не хотела! Олег Викторович всегда был ко мне добр!»
Сердце кольнуло. Значит, Олега подставили. Но зачем доводить до самоубийства? Месть за что-то?
Я вломилась в кабинет к директору школы с новыми данными.
«Воронцов подстроил все! Вы знали!»
Марьяна Сергеевна побледнела. «Уходите, Елена. Вы не понимаете, с кем связываетесь. Он уничтожит и вас».
«Почему? Почему он это сделал?»
Она молчала. Потом, глядя в окно, тихо сказала: «Ваш муж собирался увольняться. У него было выгодное предложение из частного лицея – главного конкурента нашей школы. А это значит, что наши ученики станут слабее из-за отсутствия сильного преподавателя, мы просядем в рейтинге учебных заведений, просядут премии...Ее отец — член попечительского совета нашей школы. Для него это был бы удар по репутации, выплат, да еще и. потеря лучшей ученицы в лице его дочери, которая регулярно занималась с Олегом и выступала на олимпиадах, защищая честь школы. Он пришел в ярость. Он сказал: «Я его скомпрометирую, и никто его больше не возьмет».
Теперь все встало на свои места. Воронцов, чтобы сохранить лицо и статус дочери в школе, очернил Олега, уничтожив его карьеру. Но этого оказалось мало.
Я снова пошла к Воронцову, уже с диктофоном в кармане. «Я все знаю. Вы подстроили обвинение в домогательствах. Вы убили его».
Он рассмеялся. «Доказательств нет. Ваш муж был слабаком. Не выдержал давления. Сам на себя руки наложил».
«Нет. Кто-то был в нашей квартире. Купил веревку. Помог ему «сделать выбор»».
Его лицо исказилось. «Выходите. Иначе вам несдобровать».
В этот момент в комнату вошел тот самый лейтенант из полиции. Мой участковый. Он мрачно посмотрел на Воронцова.
«Артем Игоревич, успокойтесь».
Потом повернулся ко мне. «Гражданка Петрова, я предупреждал вас не лезть не в свое дело».
И тут я все поняла. Лейтенант был здесь не как полицейский, а как гость. Они были знакомы. Он работал на Воронцова.
«Вы… Вы фальсифицировали дело», — выдохнула я.
Лейтенант пожал плечами. «Служебное рвение — это похвально, но опасно. Уходите».
Я ушла. Проигравшая. Но дома меня ждало последнее доказательство. В кармане старого пиджака Олега, который я собиралась отдать в стирку, я нашла смятый листок. Черновик его заявления об увольнении. А на обороте — торопливая пометка, сделанная его рукой: «В. угрожал. Говорил, «сам не уйдешь — поможем». Боюсь за Лену. Надо уезжать».
«В.» — Воронцов. Он не просто оклеветал. Он пригрозил мне. Олег знал, что его могут убить, выдав за самоубийцу. Он боялся за меня. И именно это его и сломало.
Я пошла не в городское управление МВД, а прямиком в Следственный комитет. Принесла все улики: запись разговора с Настей, показания кассира и соседки, черновик Олега. Возбудили уголовное дело по статье «Доведение до самоубийства» и «Служебный подлог».
Воронцова и лейтенанта арестовали. На суде лейтенант, идя на сделку со следствием, рассказал все. Да, Воронцов заплатил ему, чтобы тот «помог» Олегу повеситься и оформил все как суицид. Тот самый «парень в кожаной куртке» был его подчиненным. Они подбросили предсмертную записку, которую Воронцов заставил Олега написать под угрозами расправы надо мной. Они не ожидали, что сосед зайдет так рано.
Воронцов получил десять лет колонии. Лейтенанта — восемь.
Я пришла на могилу к Олегу. Поставила цветы. «Все кончено», — сказала я тихо. Ветер шелестел листьями. Я наконец-то могла оплакать его не как самоубийцу, а как жертву. Жертву человеческой подлости, которую он, честный учитель, так и не смог победить. Но я смогла. Ради него

Следующая запись: За восемь лет брака жена моего сына родила ему двух дочек. Как же я была шокирована, когда недавно ...
Лучшие публикации