
За восемь лет брака жена моего сына родила ему двух дочек.
Как же я была шокирована, когда недавно сын рассказал мне ужасную новость: врачи выяснили, что он... бесплоден. Я тут же показала его жене справку о врождённом бесплодии моего сына.
Вы не представляете, как вытянулось её лицо!
Мы приказали ей выметаться со своим приплодом насовсем.
Девочки плакали:
— Папа! Папочка! Мы тебя очень любим... Папочка, не прогоняй нас... Папочка, за что ты так с нами?..
Катя со слезами на глазах одела девочек, и они ушли. Родни у неё не было — они ушли в никуда.
Сын поплакал, но жену и детей не искал.
Через полгода его было не узнать: от тоски он постарел, перестал ходить на работу, начал пить. Я познакомила его с дочерью своей подруги — Оленькой. Вдруг у них что-то получится, думала я.
Недавно Оля примчалась ко мне среди ночи. Она орала, плакала, проклинала меня и моего сына. Она трясла какой-то запиской, а затем кинула её мне в лицо.
Оказалось, что это было письмо от бывшей жены. Это письмо окончательно и бесповоротно сломало нашу жизнь. В нём было написано:
«Здравствуйте, уроды...Если вы читаете это, значит, новая дура поверила в вашу сказку. Покажи ей второе заключение, из военкомата. То, где тебе поставили диагноз «варикоцеле» в 18 лет. После операции фертильность восстановилась. Ты знал об этом. Ты всегда знал».
Я онемела. Комната поплыла. «Какая операция?» — выдавила я.
Сын, Алексей, стоял у стены, белый как мел. Он молчал.
«Он всё знал!» — Оля рыдала. «Я нашла это в его старых документах! Он проверялся, ещё до брака с Катей! Он не бесплоден!»
Я подошла к нему. «Алексей. Правда?»
Он отвернулся. Кивок был почти незаметен.
«Зачем?» — мой голос сорвался.
«Потому что я их возненавидел!» — выкрикнул он. «Они родились. Катя перестала быть женой. Она стала матерью. Её мир — эти вечные сопли, песочницы, больницы. Я стал для неё кошельком, жильцом в соседней комнате! Я хотел всё сжечь и начать с чистого листа!»
Я отшатнулась. Это был не мой сын. Это был чужой, изможденный злобой человек.
«А справка о бесплодии?» — спросила я, почти не дыша.
«Купил. За пятьдесят тысяч. Через знакомого врача».
Оля, всхлипывая, собрала свою сумку и выбежала, хлопнув дверью.
На следующий день я поехала в ЗАГС. Мне дали адрес, куда Катя прописалась после развода. Соцжилье на окраине. Я стучусь. Дверь открывает Катя. За ней — две девочки, испуганно смотрят на меня.
«Вам чего?» — голос ледяной.
«Пусти. Поговорить надо».
Она впустила меня в убогую комнатку с голыми стенами. «Говорите быстро».
«Алексей… Он не бесплоден. Он всё подстроил».
Катя медленно опустилась на стул. Ни крика, ни слёз. Только пустота в глазах. «Я так и думала».
«Как?»
«Потому что я нашла ту самую справку из военкомата. Через месяц после того, как вы нас выгнали. Но что я могла доказать? Его слово против моего. А вы бы встали на его сторону».
Она была права. Я бы встала на его сторону.
«Девочки… Они ваши внучки. По крови. Вы можете в этом не сомневаться».
Я смотрела на этих двух девчонок, сжимающихся в углу. Моя кровь. Я их предала.
«Я исправлю это», — сказала я, поднимаясь.
«Не надо», — тихо ответила Катя. «Просто уйдите. Мы справимся без вас».
Я вернулась домой. Алексей лежал на диване с бутылкой.
«Ты пойдешь со мной. Сейчас. Мы будем просить у них прощения».
«Ни за что. Они — прошлое».
«Они — твои дети!»
«Я от них откажусь!» — заорал он. «Оформлю официальный отказ! Пусть государство их содержит!»
Я посмотрела на него и поняла. Моего сына больше нет. Его съела его собственная слабость и эгоизм.
Я ушла в свою комнату и позвонила юристу. Узнала, как можно лишить родительских прав и взыскать алименты. Потом позвонила в риелторскую контору. Эту квартиру, купленную на мои деньги, я оформляла на себя.
На следующий день, когда Алексей протрезвел, я сказала ему всё.
«Ты съезжаешь. Сегодня. Я подала на лишение тебя родительских прав от имени детей. Квартира продается. Все деньги пойдут на образование девочек».
Он не верил. «Мать… Ты не могла…»
«Я — бабушка. И я сделала выбор».
Он ушел, хлопнув дверью. Больше я его не видела.
Я продала квартиру. Перевела все деньги на счет, открытый на имя Кати. Я не просила прощения. Его нельзя заслужить деньгами. Я просто сделала то, что должна была сделать.
Иногда я стою под окнами их нового дома, купленного на эти деньги. Вижу, как девочки идут из школы. Они смеются. Они стали счастливее без нас.
Я не подхожу. Я просто смотрю. И мне кажется, это справедливо.
Как же я была шокирована, когда недавно сын рассказал мне ужасную новость: врачи выяснили, что он... бесплоден. Я тут же показала его жене справку о врождённом бесплодии моего сына.
Вы не представляете, как вытянулось её лицо!
Мы приказали ей выметаться со своим приплодом насовсем.
Девочки плакали:
— Папа! Папочка! Мы тебя очень любим... Папочка, не прогоняй нас... Папочка, за что ты так с нами?..
Катя со слезами на глазах одела девочек, и они ушли. Родни у неё не было — они ушли в никуда.
Сын поплакал, но жену и детей не искал.
Через полгода его было не узнать: от тоски он постарел, перестал ходить на работу, начал пить. Я познакомила его с дочерью своей подруги — Оленькой. Вдруг у них что-то получится, думала я.
Недавно Оля примчалась ко мне среди ночи. Она орала, плакала, проклинала меня и моего сына. Она трясла какой-то запиской, а затем кинула её мне в лицо.
Оказалось, что это было письмо от бывшей жены. Это письмо окончательно и бесповоротно сломало нашу жизнь. В нём было написано:
«Здравствуйте, уроды...Если вы читаете это, значит, новая дура поверила в вашу сказку. Покажи ей второе заключение, из военкомата. То, где тебе поставили диагноз «варикоцеле» в 18 лет. После операции фертильность восстановилась. Ты знал об этом. Ты всегда знал».
Я онемела. Комната поплыла. «Какая операция?» — выдавила я.
Сын, Алексей, стоял у стены, белый как мел. Он молчал.
«Он всё знал!» — Оля рыдала. «Я нашла это в его старых документах! Он проверялся, ещё до брака с Катей! Он не бесплоден!»
Я подошла к нему. «Алексей. Правда?»
Он отвернулся. Кивок был почти незаметен.
«Зачем?» — мой голос сорвался.
«Потому что я их возненавидел!» — выкрикнул он. «Они родились. Катя перестала быть женой. Она стала матерью. Её мир — эти вечные сопли, песочницы, больницы. Я стал для неё кошельком, жильцом в соседней комнате! Я хотел всё сжечь и начать с чистого листа!»
Я отшатнулась. Это был не мой сын. Это был чужой, изможденный злобой человек.
«А справка о бесплодии?» — спросила я, почти не дыша.
«Купил. За пятьдесят тысяч. Через знакомого врача».
Оля, всхлипывая, собрала свою сумку и выбежала, хлопнув дверью.
На следующий день я поехала в ЗАГС. Мне дали адрес, куда Катя прописалась после развода. Соцжилье на окраине. Я стучусь. Дверь открывает Катя. За ней — две девочки, испуганно смотрят на меня.
«Вам чего?» — голос ледяной.
«Пусти. Поговорить надо».
Она впустила меня в убогую комнатку с голыми стенами. «Говорите быстро».
«Алексей… Он не бесплоден. Он всё подстроил».
Катя медленно опустилась на стул. Ни крика, ни слёз. Только пустота в глазах. «Я так и думала».
«Как?»
«Потому что я нашла ту самую справку из военкомата. Через месяц после того, как вы нас выгнали. Но что я могла доказать? Его слово против моего. А вы бы встали на его сторону».
Она была права. Я бы встала на его сторону.
«Девочки… Они ваши внучки. По крови. Вы можете в этом не сомневаться».
Я смотрела на этих двух девчонок, сжимающихся в углу. Моя кровь. Я их предала.
«Я исправлю это», — сказала я, поднимаясь.
«Не надо», — тихо ответила Катя. «Просто уйдите. Мы справимся без вас».
Я вернулась домой. Алексей лежал на диване с бутылкой.
«Ты пойдешь со мной. Сейчас. Мы будем просить у них прощения».
«Ни за что. Они — прошлое».
«Они — твои дети!»
«Я от них откажусь!» — заорал он. «Оформлю официальный отказ! Пусть государство их содержит!»
Я посмотрела на него и поняла. Моего сына больше нет. Его съела его собственная слабость и эгоизм.
Я ушла в свою комнату и позвонила юристу. Узнала, как можно лишить родительских прав и взыскать алименты. Потом позвонила в риелторскую контору. Эту квартиру, купленную на мои деньги, я оформляла на себя.
На следующий день, когда Алексей протрезвел, я сказала ему всё.
«Ты съезжаешь. Сегодня. Я подала на лишение тебя родительских прав от имени детей. Квартира продается. Все деньги пойдут на образование девочек».
Он не верил. «Мать… Ты не могла…»
«Я — бабушка. И я сделала выбор».
Он ушел, хлопнув дверью. Больше я его не видела.
Я продала квартиру. Перевела все деньги на счет, открытый на имя Кати. Я не просила прощения. Его нельзя заслужить деньгами. Я просто сделала то, что должна была сделать.
Иногда я стою под окнами их нового дома, купленного на эти деньги. Вижу, как девочки идут из школы. Они смеются. Они стали счастливее без нас.
Я не подхожу. Я просто смотрю. И мне кажется, это справедливо.

Показать прошлые комментарии
Любовь
Natali
Любовь

Зря она так.. Как смогла, ситуацию исправила, надо двигаться дальше. А может внучкам нужна бабушка да и сноха, возможно, не держит злобы. Надо пробовать навести мостю да и помощь маме с подрастающими дочками тоже лишней не будет? Надо хотя бы решиться на попытку разговора..

Редкая женщина - свекровь так благородно поступит...обычно за своего сынулю готовы убить сноху, даже если сынуля- негодяй...

Про него разговора уже нет. Теперь маме его надо решиться на попытку наладить отношения со снохой и внучками.
,одну кастрюльку ,одну подушку делят а никто никому не верит...Вот и вся причина ....