Мой сын позвонил и заявил: «Мы сменили замки, ты больше тут не живёшь». Я спокойно ответила: «Очень смело с твоей стороны». А через два дня он получил срочное письмо от адвоката и застыл от удивления. Но то, что произошло потом, потрясло его ещё сильнее.
Похороны Алисы дались тяжело. Мы с ней не были близкими подругами, скорее просто по-соседски дружили, перекидывались парой слов в магазине, иногда вместе ходили в аптеку или поликлинику. Но когда тебе за 70, каждое такое прощание – как удар в грудь. За этот год это уже третьи похороны, а ведь только начало лета.
Я возвращалась домой медленно, опираясь на трость. После зимнего падения колено так и не восстановилось. Врачи говорили, что в моём возрасте нужно время, но я отказывалась это слушать. У меня ещё были силы, были планы. Я не собиралась сдаваться только потому, что мне 73.
Кленовая улица встретила тишиной. 38 лет я живу в этом доме, на одном месте. Всё знакомо до мелочей: как тень ложится от забора в четыре часа, как скрипит правая ступенька на крыльце. Маленькие аккуратные дома, ровные палисадники, цветущие деревья. Район старый, спокойный и по-своему уютный. Здесь прошла почти вся моя жизнь.
Но в последние месяцы мой сын Игорь стал всё чаще говорить о том, что мне нужно перебираться поближе к людям. «Мам, ты же понимаешь. Одной в таком доме уже тяжело. Плита, вода, лестница. Вдруг что случится?» «У меня одна лестница, на пять ступеней», – спокойно отвечала я каждый раз. А он всё повторял: «Мы с Ольгой нашли отличный пансионат. „Солнечный склон“. Вид на парк, питание, медицинский контроль». Я там бывала: красиво, чисто. Но всё это – не про жизнь. Там пахнет лекарствами, там всё про распорядок и тишину. Мне туда было рано.
Я поднялась по ступенькам и достала ключи. Засунула в замок. Не идёт. Повернула, щелк, и все. Не открывается. Я попробовала ещё раз. Потом другой ключ. Потом весь брелок – ничего не подходило. И тут до меня дошло: замки заменены. Я стояла, держась за трость, и внутри всё холодело. Это не ошибка. Не случайность. Это сделали специально.
Вытащила телефон – одно из немногих новых изобретений, с которыми я так и не смирилась. Игорь настоял: «Мам, возьми смартфон. На случай, если что-то случится». Нажала на его имя. Пошли гудки. На третьем он взял трубку. «Мам? Ты уже дома?» «Была бы, если бы меня пустили. Ключи не подходят».
Он помолчал. Я даже через тишину слышала, как он ищет слова. «Мы… поменяли замки. Я хотел тебе сказать. Мы с Ольгой подумали, это лучшее решение. Но ты же сама говорила, что тебе трудно ходить». «Мой дом одноэтажный, Игорь. У меня пять ступеней на крыльцо». «Мам, вчера ты оставила включённую плиту», – начал он. «Я отошла на минуту. Телефон зазвонил. Вернулась бы, просто Ольга, как обычно, зашла без стука, и всё увидела». Молчание. «Мы подготовили тебе комнату у нас. Потом в „Солнечный склон“. Я уже договорился. Там как раз комната с балконом освободилась».
Я молчала. А потом очень спокойно спросила: «То есть… теперь я здесь больше не живу?» «Мам, не говори так, мы заботимся. Ты часто забываешь таблетки. Оставляешь воду включённой...» «Очень заботливо», – перебила я. «Пока я была на похоронах, вы заменили замки и начали собирать мои вещи». «Ольга собирает только нужное. Мам, я могу за тобой заехать? Или Ольга приедет?» «Не надо. Я найду, где переночевать. А завтра поговорим.
Я вышла на улицу пораньше, взяла такси и поехала в город. Остановилась у серого здания с потёртой табличкой: «Юридическая консультация». Внутри пахло кофе и бумагой. Мужчина в клетчатом пиджаке, лысеющий, но с внимательными глазами, выслушал меня без лишних слов.
— Замки сменили? — переспросил он.
— Сменили, — подтвердила я.
— Хорошо. У вас договор дарения на сына?
— Нет. Дом оформлен на меня.
— Тогда им придётся объясняться.
Через три дня письмо с его подписью ушло Игорю. Ответ пришёл быстро — не звонком, а визитом. Он явился вечером, без предупреждения, прямо в квартиру моей давней подруги, где я временно остановилась. Стоял в дверях, руки в карманах, глаза бегают.
— Мам… не так всё. Мы… просто испугались за тебя.
— Испугались — это одно, — сказала я, поправляя на столе очки. — А выбросить меня из собственного дома — совсем другое.
Он сел на край стула, как школьник. Молчал долго, потом вытащил из кармана пачку бумаг.
— Долги. У меня долги, мам. Я… думал, если мы продадим участок…
— Так вот в чём дело, — перебила я. — Пансионат — прикрытие.
Мы оба замолчали. Я смотрела на него и думала, как сильно он похож сейчас на своего отца — тот же жест, когда пальцами дёргает мочку уха.
— Мам, помоги. Я сам не вытяну, — почти шёпотом сказал он.
Я встала и подошла к окну. На улице мелькали фонари, прохожие, чья-то собака тянула поводок.
— Помогу, — произнесла я наконец. — Но не так, как ты хочешь. Дом я не продам. Завтра идём к адвокату. Ты подпишешь бумаги, что участок не трогаешь. Я помогу с частью долгов, но только если возьмёшь подработку. Любую.
Он поднял глаза, хотел что-то возразить, но не стал.
На следующее утро мы уже сидели у того самого юриста. Я держала в руках ручку, Игорь — бледный, как бумага, подписывал бумаги. Адвокат сухо комментировал каждую строчку, щёлкал скрепками, и всё это походило на экзамен, который сын с трудом сдавал.
После мы вышли на улицу. Было жарко, пахло липой. Игорь сунул руки в карманы, глянул на меня искоса:
— Мам, спасибо.
— Не говори «спасибо». Справляйся, — ответила я.
И пошла вперёд. Трость стукала о тротуар, а за спиной слышался его неуверенный шаг.
Похороны Алисы дались тяжело. Мы с ней не были близкими подругами, скорее просто по-соседски дружили, перекидывались парой слов в магазине, иногда вместе ходили в аптеку или поликлинику. Но когда тебе за 70, каждое такое прощание – как удар в грудь. За этот год это уже третьи похороны, а ведь только начало лета.
Я возвращалась домой медленно, опираясь на трость. После зимнего падения колено так и не восстановилось. Врачи говорили, что в моём возрасте нужно время, но я отказывалась это слушать. У меня ещё были силы, были планы. Я не собиралась сдаваться только потому, что мне 73.
Кленовая улица встретила тишиной. 38 лет я живу в этом доме, на одном месте. Всё знакомо до мелочей: как тень ложится от забора в четыре часа, как скрипит правая ступенька на крыльце. Маленькие аккуратные дома, ровные палисадники, цветущие деревья. Район старый, спокойный и по-своему уютный. Здесь прошла почти вся моя жизнь.
Но в последние месяцы мой сын Игорь стал всё чаще говорить о том, что мне нужно перебираться поближе к людям. «Мам, ты же понимаешь. Одной в таком доме уже тяжело. Плита, вода, лестница. Вдруг что случится?» «У меня одна лестница, на пять ступеней», – спокойно отвечала я каждый раз. А он всё повторял: «Мы с Ольгой нашли отличный пансионат. „Солнечный склон“. Вид на парк, питание, медицинский контроль». Я там бывала: красиво, чисто. Но всё это – не про жизнь. Там пахнет лекарствами, там всё про распорядок и тишину. Мне туда было рано.
Я поднялась по ступенькам и достала ключи. Засунула в замок. Не идёт. Повернула, щелк, и все. Не открывается. Я попробовала ещё раз. Потом другой ключ. Потом весь брелок – ничего не подходило. И тут до меня дошло: замки заменены. Я стояла, держась за трость, и внутри всё холодело. Это не ошибка. Не случайность. Это сделали специально.
Вытащила телефон – одно из немногих новых изобретений, с которыми я так и не смирилась. Игорь настоял: «Мам, возьми смартфон. На случай, если что-то случится». Нажала на его имя. Пошли гудки. На третьем он взял трубку. «Мам? Ты уже дома?» «Была бы, если бы меня пустили. Ключи не подходят».
Он помолчал. Я даже через тишину слышала, как он ищет слова. «Мы… поменяли замки. Я хотел тебе сказать. Мы с Ольгой подумали, это лучшее решение. Но ты же сама говорила, что тебе трудно ходить». «Мой дом одноэтажный, Игорь. У меня пять ступеней на крыльцо». «Мам, вчера ты оставила включённую плиту», – начал он. «Я отошла на минуту. Телефон зазвонил. Вернулась бы, просто Ольга, как обычно, зашла без стука, и всё увидела». Молчание. «Мы подготовили тебе комнату у нас. Потом в „Солнечный склон“. Я уже договорился. Там как раз комната с балконом освободилась».
Я молчала. А потом очень спокойно спросила: «То есть… теперь я здесь больше не живу?» «Мам, не говори так, мы заботимся. Ты часто забываешь таблетки. Оставляешь воду включённой...» «Очень заботливо», – перебила я. «Пока я была на похоронах, вы заменили замки и начали собирать мои вещи». «Ольга собирает только нужное. Мам, я могу за тобой заехать? Или Ольга приедет?» «Не надо. Я найду, где переночевать. А завтра поговорим.
Я вышла на улицу пораньше, взяла такси и поехала в город. Остановилась у серого здания с потёртой табличкой: «Юридическая консультация». Внутри пахло кофе и бумагой. Мужчина в клетчатом пиджаке, лысеющий, но с внимательными глазами, выслушал меня без лишних слов.
— Замки сменили? — переспросил он.
— Сменили, — подтвердила я.
— Хорошо. У вас договор дарения на сына?
— Нет. Дом оформлен на меня.
— Тогда им придётся объясняться.
Через три дня письмо с его подписью ушло Игорю. Ответ пришёл быстро — не звонком, а визитом. Он явился вечером, без предупреждения, прямо в квартиру моей давней подруги, где я временно остановилась. Стоял в дверях, руки в карманах, глаза бегают.
— Мам… не так всё. Мы… просто испугались за тебя.
— Испугались — это одно, — сказала я, поправляя на столе очки. — А выбросить меня из собственного дома — совсем другое.
Он сел на край стула, как школьник. Молчал долго, потом вытащил из кармана пачку бумаг.
— Долги. У меня долги, мам. Я… думал, если мы продадим участок…
— Так вот в чём дело, — перебила я. — Пансионат — прикрытие.
Мы оба замолчали. Я смотрела на него и думала, как сильно он похож сейчас на своего отца — тот же жест, когда пальцами дёргает мочку уха.
— Мам, помоги. Я сам не вытяну, — почти шёпотом сказал он.
Я встала и подошла к окну. На улице мелькали фонари, прохожие, чья-то собака тянула поводок.
— Помогу, — произнесла я наконец. — Но не так, как ты хочешь. Дом я не продам. Завтра идём к адвокату. Ты подпишешь бумаги, что участок не трогаешь. Я помогу с частью долгов, но только если возьмёшь подработку. Любую.
Он поднял глаза, хотел что-то возразить, но не стал.
На следующее утро мы уже сидели у того самого юриста. Я держала в руках ручку, Игорь — бледный, как бумага, подписывал бумаги. Адвокат сухо комментировал каждую строчку, щёлкал скрепками, и всё это походило на экзамен, который сын с трудом сдавал.
После мы вышли на улицу. Было жарко, пахло липой. Игорь сунул руки в карманы, глянул на меня искоса:
— Мам, спасибо.
— Не говори «спасибо». Справляйся, — ответила я.
И пошла вперёд. Трость стукала о тротуар, а за спиной слышался его неуверенный шаг.

Следующая запись: Он кричал, что я сижу у него на шее, и ударил меня перед своей матерью. А утром не мог поверить ...
Лучшие публикации