Здесь выдают
ставки
ставки

Евдокия слоняется по весеннему саду и, попутно, строит планы на лето:
- вот эти сухие ветки убери, здесь я буду лежать после обеда, и думать о жизни;
- этот куст сдвинь немного в сторону, он будет заслонять мне солнце;
- зачем нам эти дурацкие розы, давай посадим что-нибудь симпатичное, чтобы в нос не кололо.
Мы с граблями убираем старое и сухое, облагораживаем будущее Дусино лежбище. Пытаемся подвинуть смородиновый куст, но он уперся и ни с места, говорит - нет, ни за что.
А розы у нас, действительно, жутко колючие. Интересно, они все такие или это нам такой сорт достался? Я не любительница розовых кустов, но как-то, несколько лет назад, была распродажа в интернет-магазине, где покупаю саженцы, и, от жадности, я нагребла этих колючек пару десятков. Хорошо, что не все из них принялись, не то бы колоться нам с Евдокией, не переколоться.
Две синички следуют за мной по пятам, перелетая с одного дерева на другое. Тонюсенькими голосами сплетничают обо мне, переходя на ультразвук в особо ехидных местах.
Супружеская пара щеглов обустраивается под крышей сарая. Они у нас уже давно живут. Их даже кошки считают «нашими» и не рассматривают в качестве добычи. Вообще-то, щеглы не перелетные птицы, но наши куда-то исчезают зимой, а весной возвращаются на старую квартиру. Выйдешь однажды за водой, а на крыше сарая сидит знакомая парочка, чистит перышки. Наши прилетели – скажет за спиной, увязавшаяся следом Евдокия.
Буба ходит по саду на трех ногах, чтобы без конца не опускать задранную четвертую. Собачий донжуан пишет записки сельским нимфам, стараясь не пропустить ни одного подходящего для писем объекта. Как назло что ни день, то дожди, приходится переписывать всё заново.
О том, что пришло стабильное тепло, говорят откупоренные норки сверчков. Самих сверчков пока не видно, они приходят в себя после зимней спячки: зевают, потягиваются, умываются, чистят зубы и все такое прочее. Ближе к середине лета, у них состоится открытие брачного сезона. Тогда каждый, уважающий себя сверчок, наденет черный фрак, настроит слегка отсыревшую за зиму скрипку, и станет выходить по ночам из норки, чтобы до утра играть вальс Мендельсона. Под который, надо сказать, мне так сладко спится. И будет в нашем саду, что ни ночь, то свадьба.
А пока – весна. Жизнь на земле, над и под, буяет с такой силой, что мир, в который уже раз, со времен его сотворения, убеждается – она бессмертна.
Ludmila Starcewa
- вот эти сухие ветки убери, здесь я буду лежать после обеда, и думать о жизни;
- этот куст сдвинь немного в сторону, он будет заслонять мне солнце;
- зачем нам эти дурацкие розы, давай посадим что-нибудь симпатичное, чтобы в нос не кололо.
Мы с граблями убираем старое и сухое, облагораживаем будущее Дусино лежбище. Пытаемся подвинуть смородиновый куст, но он уперся и ни с места, говорит - нет, ни за что.
А розы у нас, действительно, жутко колючие. Интересно, они все такие или это нам такой сорт достался? Я не любительница розовых кустов, но как-то, несколько лет назад, была распродажа в интернет-магазине, где покупаю саженцы, и, от жадности, я нагребла этих колючек пару десятков. Хорошо, что не все из них принялись, не то бы колоться нам с Евдокией, не переколоться.
Две синички следуют за мной по пятам, перелетая с одного дерева на другое. Тонюсенькими голосами сплетничают обо мне, переходя на ультразвук в особо ехидных местах.
Супружеская пара щеглов обустраивается под крышей сарая. Они у нас уже давно живут. Их даже кошки считают «нашими» и не рассматривают в качестве добычи. Вообще-то, щеглы не перелетные птицы, но наши куда-то исчезают зимой, а весной возвращаются на старую квартиру. Выйдешь однажды за водой, а на крыше сарая сидит знакомая парочка, чистит перышки. Наши прилетели – скажет за спиной, увязавшаяся следом Евдокия.
Буба ходит по саду на трех ногах, чтобы без конца не опускать задранную четвертую. Собачий донжуан пишет записки сельским нимфам, стараясь не пропустить ни одного подходящего для писем объекта. Как назло что ни день, то дожди, приходится переписывать всё заново.
О том, что пришло стабильное тепло, говорят откупоренные норки сверчков. Самих сверчков пока не видно, они приходят в себя после зимней спячки: зевают, потягиваются, умываются, чистят зубы и все такое прочее. Ближе к середине лета, у них состоится открытие брачного сезона. Тогда каждый, уважающий себя сверчок, наденет черный фрак, настроит слегка отсыревшую за зиму скрипку, и станет выходить по ночам из норки, чтобы до утра играть вальс Мендельсона. Под который, надо сказать, мне так сладко спится. И будет в нашем саду, что ни ночь, то свадьба.
А пока – весна. Жизнь на земле, над и под, буяет с такой силой, что мир, в который уже раз, со времен его сотворения, убеждается – она бессмертна.
Ludmila Starcewa

Следующая запись: Не поверите, но мне больно смотреть на искалеченные судьбы людей, выстраивающих свои отношения на ...
Лучшие публикации