Нелюбимый внук
Бабка Валерку не любила, не признавала.
— Не наш он, не наш, — говорила Анна Фёдоровна в магазине бабам.
— Нюр, да как не ваш? Ну ты глянь, вылитый твой Васька.
— Не могу я, бабоньки. Я умом -то понимаю, что Василия сын, а сердцем нет. Вот от дочери, то да — внуки. А от сына не могу принять. Да и растёт не с нами. Хоть и, вроде как, бегает, лопочет там что-то, «баба, баба»... А вот не могу! Как гляну: ну Супоневская порода, не моё не родное.
— А оно ведь взаправду так, бабоньки, — говорит другая женщина. — Вот у меня мама, покойница, бывало Милку мою везде поцелует, потетёшкает, всё для неё сделает, а Юркиных ребятишек. вроде как, не очень. Ну, внуки и внуки. Бывало Юрка, брат, обидится, выскажет. А та ему скажет, не обижайся, мол, сынок, от дочки я точно знаю, что своё, а от тебя...ты уж прости.
— Да и у меня так!
— И у нас…
— Ой, бабы, да я сама этим грешу. Дочки -то уж какой красавчик, раз-люли-малина. И глазки, и носик, и ушки, и ямочки на щёчках. Не налюбуемся с дедом. А от снохи не могу. Вот понимаю что сынов, а не могу. Мало того, что в их породу, так ещё вечно сопливый да грязный. Стану ей говорить, что за дитём смотреть надо, так фыркает, мол, не успеваю. Сыну вашему, говорит, чистоту подавай в хате да горячей еды. Когда мне ещё за пострелёнком смотреть?
Я ей говорю, а как же другие? Другие-то ещё и работают. Вон бабоньки раньше на дойку прибегали к четырём утра. Бывало, квашню поставлю, хлеба вымешаю, оставлю на столе, чтобы растронулись, печь уже истоплена, остаётся только в печь хлеба посадить, а мне бежать надо,на утреннюю дойку.
Вот Антонину бужу, а она чё дитя, спит на ходу. Один раз вот так оставила её да деду наказала, чтобы смотрел, он немощный уже был. Ну думаю, подсобит девчонке, хлеба-то в печь поставить.
Вот как сердце чуяло, попросила Дуську прикрыть меня, если что, и побежала до дома.
А она спит сердешная, хлеба по всему столу растеклись, на пол чуть не свисают, волосы ей залезли, спит моя доня, да сладко так… головушку положила на руку. Ой!
«Папаш, ну вы чего?» — говорю. «А я чего?» - спрашивает. «Чего за хлебами-то не смотрите?» «А чего за ними смотреть? Чай не убегут».
Повернулся и пошёл, да ещё и в одном исподнем. Тоже почудил…
И разговор с детей от сыновей, плавно перетёк в другое русло.
Анна Фёдоровна же тихонько пошла домой, понимая, что она не одна такая, что полно женщин, не воспринимающих внуков от снохи.
Валерка же наоборот к бабушке тянулся. Казалось ему, что к папке ближе он так становится. Уехал папка на север. Давно уже, он маленький ещё был. Поехал новые территории осваивать. И не едет долго. А он, Валерка, папку ждёт и любит. Письма ему пишет и бабушке Ане приносит.
Мамка сказала, что только старая карга знает, где черти носят его непутёвого папашу. Но Валерка знает, что мамка любит папку. Просто от обиды, что он её с собой не взял исследовать новые северные территории, говорит так про него и про бабушку Аню.
А как бы он её взял? Валерку-то куда? Тоже должна понимать.
Иногда мамка орёт, что он, Валерка, со своим папашей, испортили ей всю жизнь. Что вышла бы она за Ваньку замуж, за Спиридонова, нарожала бы ему кучу ребятишек и каталась бы как сыр в масле.
Валерка попробовал сыр в масло положить и покатать в своей машинке-грузовичке, что ему баба Аня на день рожденья подарила, ох и кричала тогда мамка… Хотела выкинуть. Но Валерка вцепился в подарок. Казалось ему, что это папка подарил. Да так и было, грузовичок-то, поди, дорогой, это папка бабушке Ане денежек прислал, Валерке на подарок. А мамка раскричалась: выкинуть, выкинуть.
Вот покатал Валерка сыр в масле в своем грузовичке и ничего не понял, зачем мамка так хочет такой жизни? Что ей не нравится?
Эх, приедет папка с севера, вот тогда они и заживут, получше каких-то там Спиридоновых, и перестанет мамка жалеть, что не вышла замуж за того Ваньку.
Пришёл Валерка к бабке, а у неё Галка в гостях, его сестра двоюродная. Балованная немного. Но ей простительно, она маленькая, младше Валерки на два года.
— А мне баба куклу подарила. Вот, миё, — показывает Валерке язык. А Валерке -то что? Он куклами не играет.
— А баба мне сейчас блины печь будет, со сметаной, — не успокаивается девчонка.
— Чего это тебе? Всем, — говорит сквозь зубы бабушка. Всё же любит она Валерку, вон егозу на место поставила.
Посидел Валерка для приличия, чай попил с блинами. Спросил у бабушки, не надо ли чего помочь? И пошёл.
— Фу, слава богу, ушёл, — услышал Валерка, прикрывая дверь, голос сестры. Правда, баба сидит и сидит, как сыч.
— Молчи знай, ишь выросла!
Заступилась бабушка, потеплело на душе у Валерки. Любит, значит, своего внучика.
Бабушка Аня в это время ругала внучку:
— Чё треплешь? Кого мелешь? Он ещё за порог не ступил, она своим языком, пойдут сплетни по деревне, вот я тебя тогда крапивой…
— Неа, не жиганёшь крапивой.
— Это ещё почему?
— А ты меня любишь, я твоя единственная внученька любимая. Я твоя красавица, умница, — залезая к бабушке на руки говорила внучка.
—Ах ты ж, моя егоза, ах ты ж моя любимица.
***
Не дождался Валерка папки. Уехал тот на свои севера и нос не кажет. Мамка замуж вышла за дядь Колю Спиридонова, дядь Вани брата двоюродного. Ничего мужик, хороший, Валерку не обижал. Не любил, конечно, как своих двоих, что мамка ему родила, но и не обижал. Как с равным, с Валеркой общался. И даже бабушка, мама дядь Колина, очень хорошо к Валерке относилась.
Всё хорошо у Валерки было. Бегал так же к бабушке. Только письма уже не писал для папки.
Перед армией узнал Валерка, что у отца давно своя семья, дети. Сюда он не ездит, зато бабка Анна к нему регулярно ездит на север.
Сначала обидно стало Валерке. Спросил у бабки, зачем не сказала? Он ведь, Валерка, ждал, письма писал…
Бабка отмахнулась, мол, баловство это. Вон все письма его, в тумбочке лежат. А что до отца, дак он алименты матери хорошие слал. А она на те алименты детей от чужого мужика рОстила.
Обидно стало Валерке. Пошёл он тогда и напился, первый и последний раз в жизни. А потом ругался: на мамку, на бабку, на папку.
Мамка орать было начала, алкашом обзываться, породиной, да дядь Коля прикрикнул на её и в гараж его увёл. Там Валерка плакал. Он в детстве даже не ревел, а тут… Прорвало будто, всё рассказал дядь Коле. Как пацаны над ним в школе смеялись, безотцовщиной называли и суразом, говорили, что мамка его нагуляла и в подоле притащила.
Так Валерка научился драться. А ещё чтобы доказать всем, что он не такой, что у него тоже, как у всех, есть папка и две бабушки, ходил он к бабке Анне в гости. Чувствовал, что не рады ему, а ходил упрямо и письма папке писал, которые бабка в тумбочку прятала. Не знает он, как это, с папкой жить, не знает. Спасибо дяде Коле, хоть немного, хоть чуть-чуть дал почувствовать, как это, когда папка рядом. Пусть не было любви отцовской, но всё же…
Плачет Валерка, обиду свою детскую выплёскивая, вытирает скупую мужскую слезу дядя Коля:
— Ты вот что, это, того самого, ты мне, Валерка, как сын. Да чё там как... Ты и есть сын мой, старший, слышишь? Сын ты мой, Валерка. Пусть не я твой родной отец. Но я с твоей мамкой и с тобой десять лет бок о бок, так что…
Сидят мужики друг против друга, держат руками за шею, лбами упёрлись и плачут
— Сынок!
— Батя!
— Сыночек, сын!
— Папка!
Увидела мамка такую картину, хотела поорать за водку, что стоит открытая, да передумала. Прикрыла тихонько дверь в гараж и ушла. Велела младшим не лезть, там отец с братом мужские разговоры ведут.
Забежал Валерка перед армией к бабке всё же, попрощаться. Та сидела губы поджав, но всё же благословила, пожелала лёгкой службы. Галка же, коза кручёная, сказала, что, слава богу, дядя отмучился, алименты не надо теперь платить, чужих детей тянуть. Бабка промолчала.
***
Служба пролетела, как один день. Возмужал Валерка — радостные мамка с батей. С того самого дня, как в гараже сидели, только так и называет Валерка дядю Колю. А он его с гордостью сыном зовёт. И никто не удивляется, будто так и надо.
Бабушка Тася, батина мама, тоже гордится внуком старшим. Он рукастый, Валерка-то. Всё в руках горит. Вон, не успел с армии прийти, уже забор чинит у бабушки…
Галка у бабки поселилась, сестра по папке, двоюродная, и Валерке велела не ходить… Чё ему делать?
— У отца твоего семья давно своя. Да ещё разобраться надо, твой ли отец? Тому ли сыну алименты платил…
Бабка и в этот раз промолчала. А Валерка больше и не пошёл.
Женился Валерка, работает. Дом родители помогли купить в райцентре. Да и сами, забрав бабу Тасю, туда же перебрались. Машину купили, двоих детей родили. Живёт, горя не знает.
Тут спину прихватило. Батя ещё ругался, что он, Валерка, силы не чует, тяжести таскает, прихватит, мол, спину. Так и случилось. Шаркает, как «старик на процедуры» по больничному коридору, слышит голоса громкие. Женщина чуть ли не визжит:
— Моё какое дело? Вы врачи, вот и лечите. Я куда её заберу?
— Девушка, вы понимаете, что если вашей бабушке уход хороший домашний предоставить, она выздоровеет?
— Ага, сейчас. Горшки я ещё не таскала. Вы должны лечить!
— Нет оснований держать Анну Фёдоровну дольше, понимаете? Если вы отказываетесь от бабушки, тогда нужно в стардом оформлять…
— При живых детях и внуках, тьфу бессовестные, — встревает третий голос, — как не стыдно, Галя? Бабка тебя вынянчила, пылинки сдувала, а ты…
— Оформляйте, — звучал равнодушный голос двоюродной сестры, — документы я подпишу.
Валера вошёл в кабинет:
— Не надо никуда оформлять никого, я бабушку заберу!
— Вы, собственно, кто, молодой человек?
— Внук родной.
— И документы есть?
— Конечно, — усмехнулся Валера. — А как же.
Галя окинула его презрительным взглядом:
— О-о-о, явился, не запылился. Чует, что наследством запахло. Только шиш тебе, Валерка. Бабка мне дом и всё-всё-всё давно переписала…
И Галя выскочила, хлопнув дверью.
Забрал Валерка бабку. Мать только головой покачала, памятуя, как в детстве ходил Валерка к Анне Федоровне, думая, что бабушка любит его, а та потом всем трепала, что не может терпеть, как приходит пацан, не выносит она его.
Бабка ожила, ходить сама начала. Всё у Валерки прощения просила, правнуков помогала воспитывать, любила обоих.
А как время бабкино пришло, так Галя даже проститься не пришла. Мать её и Валеркин отец телеграммы отправили и денег немного на Галин адрес. Конечно, она их не отдала, да бог с ней…
—Вот тебе и нелюбимый внук, — в посёлке узнали, что Анна Фёдоровна у Валерки доживала. Стоят, в магазине судачат.
Те, кто внуков на любимых и не любимых делят, призадумались: а ну как получится, как у Анны Федоровны, а?
— Взвешай, Катюша, мне конфеток побольше, внучатам отнесу…
***
Вот так в жизни бывает. Любимой внучке, от дочки рождённой, всю душу отдавала. А внуку от сына — ничего. Даже не считала за внука, хотя видела что копия её сын, а не могла пересилить себя. Зато остаток жизни с нелюбимым внуком провела. И в последний путь проводил тоже он...
Мавридика де Монбазон
Показать прошлые комментарии
Галина
Я в своей жизни не мало работала с детьми! Любишь чужих,а тут своих не долюбливают! Проблема,явно не в детях!
А такой бабушке место в доме престарелых. Доживать и грехи замаливать... И дело здесь не в наследстве...