:) Случай на дороге
Сергий Вестник
Сирена выла в пустоту. Водитель скорой стиснул руль до хруста в пальцах — сзади хрипел ребёнок, а впереди стоял вальяжный джип, владелец которого хладнокровно говорил по телефону. Ему было всё равно. И тогда старый водитель сделал то, чего не делал за сорок лет...
***
Сирена захлёбывалась.
Не выла — именно захлёбывалась, как человек, которому зажали горло. Петрович знал этот звук. За сорок лет он научился слышать в нём оттенки: бывает сирена-приказ, бывает сирена-мольба.
Сейчас она молила. И город не слышал.
Руки на руле взмокли. Пластик стал скользким, как мыло. Петрович не отрывал взгляда от красных огней впереди — цепочка стоп-сигналов уходила за поворот, и в ней не было ни единого разрыва.
Пробка. Мёртвая, глухая, как камень.
Сзади тонко пискнул аппарат.
— Давление падает, — голос фельдшера Нади был ровным.
Слишком ровным. Так говорят, когда уже не верят.
Петрович не обернулся. Не мог. Если обернётся — увидит.
Маленькое тело под простынёй, бледное лицо с закрытыми глазами, тёмные волосы, слипшиеся от крови у виска.
Мальчику было лет семь. Может, восемь. Ровесник внука.
Он сглотнул. Во рту стало сухо и горько, словно нализался железных перил. Этот привкус он тоже знал — привкус бессилия.
— Проспект стоит до самого моста, — сказала рация голосом диспетчера.
— Ищите объезд.
Какой объезд? Он посмотрел в зеркало заднего вида. Сзади — три ряда машин, притёртых так плотно, что между бамперами не протиснется и кошка. Справа — бетонный отбойник. Слева — встречка, тоже мёртвая. Они стояли в ущелье из металла, и сирена билась о его стены, как птица о стекло.
Пальцы сами нашли сигнал. Он давил на кнопку — длинно, отчаянно, — и звук уходил в небо, в серое декабрьское небо, пахнущее выхлопами и мокрым снегом, и там растворялся.
Никто не двигался.
Водитель в соседней «Ладе» смотрел в телефон. Женщина в «Киа» поправляла помаду. Мужчина в грузовике курил, выставив локоть в окно. Они слышали. Они все слышали. И никто — никто — не шевельнулся.
— Петрович...
Надин голос дрогнул. Он услышал это — маленькую трещину в её профессиональном спокойствии. Она работала с ним третий год.
Она никогда не паниковала.
— Знаю, — сказал он.
Аппарат пискнул снова. Чаще. Тревожнее.
Впереди, в двух машинах от них, стоял джип. Чёрный, огромный, с хромированными дугами и шинами в человеческий рост. Петрович видел его номер — красивый, зеркальный, из тех, что стоят как его зарплата за полгода.
Видел, как поблёскивает антенна на крыше. Видел широкую спину водителя, прижавшего телефон к уху.
Джип стоял ровно посередине ряда. Справа от него — полметра до отбойника. Слева — полметра до соседней машины. Если бы он прижался вправо, влез одним колесом на бордюр...
Сирена выла.
Водитель джипа не шевелился. Он разговаривал. Смеялся, кажется.
— Петрович видел, как дёрнулось его плечо.
— Ну давай же, — прошептал Петрович.
— Давай. Подвинься.
Джип стоял.
Время стало вязким. Петрович чувствовал, как оно утекает — не минутами, а каплями, — и каждая капля была тяжёлой, как свинец.
Секундная стрелка на приборной панели дёргалась.
Сзади пищал аппарат. Сирена выла. И ничего не происходило.
Сорок лет. Он вспомнил это не умом — телом. Сорок лет за этим рулём. Сорок лет чужой боли, чужой крови, чужих смертей.
Первый вызов — пьяная драка в подворотне, парень с ножевым, и он, молодой, зелёный, заблевал весь халат, пока Михалыч накладывал жгут.
Последний вызов — должен был стать сегодня. Тихий. Простой. Старушка с давлением, укол, подпись, «спасибо, сынок», и домой. На пенсию. К внуку, к дочери, к томатам на подоконнике.
Вместо этого — мальчик. Самокат. Грузовик, не успевший затормозить.
И этот джип.
Аппарат сзади издал длинный, протяжный писк. Надя выругалась — коротко, сквозь зубы. Петрович никогда не слышал, чтобы она ругалась.
— Уходит, — сказала она. — Петрович, он уходит.
Руки сами отстегнули ремень.
Он не думал. Если бы думал — не вышел бы. Это нарушение инструкции, оставление поста, чёрт знает что ещё. Но ноги уже несли его вперёд, по мокрому асфальту, между машин, мимо удивлённых лиц за стёклами, и сирена за спиной выла, выла, выла.
Он постучал в тонированное стекло.
Оно опустилось. На Петровича пахнуло теплом, кожей, дорогим одеколоном. Водитель джипа смотрел на него снизу вверх — молодой, лет тридцати пяти, ухоженный, с аккуратной щетиной и холодными серыми глазами. В глазах было недоумение. И раздражение.
— Чего? — спросил он, не убирая телефон от уха.
Петрович открыл рот. Он хотел сказать что-то правильное.
Объяснить. Попросить. Приказать даже — он имел право приказать.
Но горло сжалось, и вместо слов вышел хрип.
Он увидел себя со стороны — глазами этого человека. Старик в мятом халате. Лицо серое, мешки под глазами, щетина седая, торчит клочьями. Руки трясутся. Смешной, жалкий, ничтожный.
Водитель джипа нахмурился.
— Отец, я занят. Стою, как все. Куда мне деться?
Петрович посмотрел на бордюр справа. Высокий, сантиметров двадцать. Грязный. За ним — газон, раскисший от снега.
— Туда, — сказал он. Голос был чужой, севший. — На газон заедь. На бордюр. Пропусти. Там... там ребёнок.
— Слушай, — водитель поморщился. — Я понимаю, работа у тебя такая, но это, — он качнул головой в сторону бордюра, — двадцатидюймовые диски. Знаешь, сколько стоят?
Петрович знал. Он знал, что эти диски стоят дороже, чем он заработал за последний год. Знал, что для этого человека они — ценность, статус, часть его блестящей хромированной жизни.
Но сзади, в жёлтой коробке с красным крестом, лежал мальчик, и его сердце останавливалось.
— Сынок.
Слово вырвалось само. Петрович не хотел его говорить — оно прозвучало униженно, просяще, по-стариковски. Но оно уже прозвучало.
— Сынок, там мальчик умирает. Семь лет. Как твоему, может. Или моему внуку.
Он говорил и чувствовал, как жжёт глаза. Не от ветра — ветра не было. От чего-то другого, подступающего изнутри, горячего, солёного.
— Я сорок лет... Сорок лет, понимаешь? И сегодня — последний день. Завтра на пенсию. И вот так, значит...
Голос сорвался.
— Я тебя прошу. Христа ради. Не за машину твою, не за диски — за душу.
За его душу. За свою. Пропусти.
Он не заметил, как потекли слёзы. Просто вдруг стало мокро на щеках, и он услышал, как капля упала на рукав — тихо, едва слышно под вой сирены.
Водитель джипа молчал.
Телефон всё ещё был у уха, но он не говорил в него. Он смотрел на Петровича — на его трясущиеся губы, на слёзы, на руки, вцепившиеся в край опущенного стекла.
Секунда.
Две.
Сзади сирена захлебнулась и снова взвыла — выше, отчаяннее.
Что-то изменилось в лице водителя. Петрович не смог бы сказать, что именно, — не дрогнул мускул, не шевельнулась бровь. Но что-то — там, в глубине серых глаз — сместилось. Как будто треснул лёд.
— Отойди, — сказал водитель.
Петрович не понял.
— Отойди, дед. Быстро.
Телефон полетел на соседнее сиденье. Заревел мотор — мощный, утробный, как зверь. Джип дёрнулся вперёд.
Петрович отскочил.
Джип не стал прижиматься к бордюру. Он налетел на него — с разгона, всей массой, — и раздался скрежет. Страшный, режущий, как ножом по стеклу. Хром дуги смялся о бетонный столбик, правое крыло прочертило борозду по отбойнику, посыпались искры.
Двадцатидюймовые диски взвизгнули, врезаясь в край бордюра, и Петрович увидел, как лопнула покрышка — с хлопком, с облачком резиновой пыли.
Джип вполз на газон. Грязь брызнула из-под колёс — на капот, на стёкла, на блестящий чёрный бок.
Но он не остановился.
Он двинулся вперёд — по газону, вдоль ряда машин, — и за ним, как за ледоколом, открывалась полоса. Водитель высунулся в окно и заорал — матом, яростно, — на «Ладу» впереди:
— Двигай, твою мать! Вправо давай!
«Лада» испуганно дёрнулась к обочине.
Петрович бежал обратно к своей машине. Ноги не слушались — ватные, чужие, — но он бежал. Запрыгнул на сиденье, залопнул дверь.
— Держись, — сказал он. Непонятно кому — Наде, себе, мальчику.
Джип впереди выехал на перекрёсток. Встречные машины шарахнулись в стороны — кто-то сигналил, кто-то кричал, но он стоял поперёк, мигая аварийкой, и ждал.
Петрович вдавил газ.
Скорая рванулась вперёд — в узкую щель между машинами, по следу, который оставил джип. Сирена теперь звучала иначе. Не молила — пела. Звонко, победно, на одной высокой ноте.
Они выскочили на перекрёсток. Джип тронулся следом и пошёл впереди — измятый, грязный, с лопнувшим колесом, — расталкивая встречку, как ледокол расталкивает льдины.
Семь минут.
Это заняло семь минут. Петрович не смотрел на часы — но потом, когда они влетели на пандус больницы и санитары выхватили носилки из салона, он увидел табло над входом: 17:42.
Мальчик был жив. Его сердце билось — слабо, неровно, но билось.
Надя вышла следом. Её руки тряслись.
— Успели, — сказала она. — Петрович, успели.
Он не ответил. Он смотрел на джип.
Машина остановилась поодаль, у забора. Правый борт — в грязи и царапинах. Крыло смято. Колесо спущено. Хром дуги болтается, как сломанная рука.
Водитель стоял рядом и смотрел на повреждения. Просто смотрел — молча, без выражения.
Петрович подошёл.
— Сынок.
Тот обернулся. Глаза были усталые. Обычные человеческие глаза.
— Сынок, я... — Петрович запнулся. — Как тебя зовут?
— Дмитрий, — сказал водитель.
— Дмитрий, я тебе... всю жизнь... Ты же машину...
Дмитрий посмотрел на свой джип. Потом — на двери приёмного покоя, куда увезли мальчика.
— Железо, — сказал он. — Просто железо.
Он достал из кармана сигареты. Руки у него тоже дрожали — мелко, едва заметно.
— Я не знаю, как я это... — он затянулся, выпустил дым. — Как будто кто-то руль перехватил. Я же не хотел сначала. Правда не хотел. А потом ты... эти слёзы... И я вдруг подумал: у меня же сын.
Шесть лет. Артёмка. И если бы он там лежал... если бы какой-то мужик в джипе стоял и не двигался...
Он не договорил. Отвернулся.
Петрович молчал. Он смотрел на измятое железо — на содранную краску, на вмятины, на лопнувшую шину — и видел в этом что-то другое. Не порчу, не убыток.
Жертву.
Сирена давно замолчала. Но в ушах Петровича ещё стоял её звук — последний, победный вой, когда они прорвались.
Он положил руку на плечо Дмитрию. Ничего не сказал. Просто постоял так — старый водитель скорой и молодой владелец разбитого джипа — двое чужих людей, которых на семь минут соединило что-то большее, чем случай.
Потом Петрович развернулся и пошёл к своей машине.
Завтра — пенсия. Томаты на подоконнике. Внук.
Но это будет завтра.
Странная штука — жизнь.
Иногда цена поступка измеряется не в деньгах, а в том, что человек готов отдать, не думая о цене.
Может быть, настоящее чудо случается не когда Небо нарушает законы физики, а когда человеческое сердце нарушает законы выгоды.
И тогда железо становится невесомым, а слёзы старика — тяжелее золота.
*инет
Поделитесь записью с друзьями
Посмотреть ещё 2 фотографии
В Подмосковье появилось удивительное место - Дом Енота.
Тут можно пообщаться, поиграть, покормить настоящих енотов. Не через сетку или ограду, а прямо у них на территории.
Тут можно пообщаться, поиграть, покормить настоящих енотов. Не через сетку или ограду, а прямо у них на территории.
Посмотреть ещё 6 фотографий
8 признаков отношений на грани разрыва
Крадущийся на цыпочках слон, конечно же, очень забавное зрелище. Но эта увесистая туша может просто расплющить твой мозг, если вовремя не отреагируешь на появле...
Крадущийся на цыпочках слон, конечно же, очень забавное зрелище. Но эта увесистая туша может просто расплющить твой мозг, если вовремя не отреагируешь на появле...
Интим знакомства Озрек бесплатно
Сайт знакомств Озрек с номерами телефонов
Сайт знакомств Озрек с взрослыми женщинами без регистрации
Сайт знакомств Озрек с мужчинами с номерами телефонов бесплатно
Сайт знакомств Озрек для брака
Сайт знакомств онлайн Озрек
Сайт знакомств Озрек без регистрации с телефонами и фото
© 2008‒2025 Социально‐развлекательная сеть «Фотострана». Пользователей: 22 961 814 человек
ООО «Фотострана» ОГРН: 1157847426076 ИНН: 7813238556
Адрес: 197046, РФ, г. Санкт-Петербург, муниципальный округ Посадский вн. тер. г., Певческий пер., д. 12, литера А, пом. 3-Н, ч. пом. 3
Email: support@fotostrana.ru
Основной ОКВЭД - 63.11.1 Деятельность по созданию и использованию баз данных и информационных ресурсов
Виды деятельности в соответствии с перечнем видов деятельности в области информационных технологий, утвержденным приказом Минцифры РФ от 11 мая 2023 г. № 449 - 1.01. и 2.0
Информация об используемых языках программирования, наименованиях фреймворков, программного обеспечения:
Языки: PHP, C++, С, Python, Go, JavaScript, TypeScript, Java, Kotlin, Swift
Фреймворки: Slim, Vue.js, React
Информация о реализуемом (разрабатываемом) программном обеспечении и о стоимости прав на неактивированные данные и команды через виртуальные ценности Фотомани доступна здесь и здесь
Информация, позволяющая идентифицировать программы для электронных вычислительных машин и баз данных, включенной в единый реестр российских программ для электронных вычислительных машин и баз данных (далее – реестр) в реестре, а также способы предоставления прав использования такой программы размещена здесь
Следующая запись: :) В исландском фольклоре есть существо по имени Йолакёттуринн — огромный зловещий рождественский ...
Лучшие публикации