Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2024 Фотострана

Реклама
Получить
Поделитесь записью с друзьями
Всё будет хорошо!
Всё будет хорошо!
:) Исаак Бабель не выносил литературной среды, но это не отменяло его искренней дружбы с отдель­ными ее представителями. Писатель и журналист Семен Гехт вспоминал, сколь теплыми были отношения Бабеля с Сергеем Есениным:
"1924 год. Мы шли бульварами, сперва по Сретенскому, затем по Рождественскому, где тогда еще был внизу Птичий рынок, и поднялись к Страстному монастырю. Здесь и присели под липой, у кирпичной стены, за которой после революции поселился самый разнообразный народ. На Есенина оглядывались, — кто узнавал, а кто фыркал: костюм знатный, а на ногах шлепанцы.
Есенин, ездивший год назад в Америку, рассказывал Бабелю о нью-йоркских встречах. Скандаливший на прошлой неделе в ресторане Дома Герцена, он был сейчас задумчив, кроток. Бабеля позабавил «грозный» приговор, вынесенный правлением старого Союза писателей. Оно запретило Есенину посещать в течение месяца ресторан. Зашла речь и об ипподроме. Бабель в те дни изучал родословную Крепыша и рассказывал Есенину об этой знаменитой лошади, что-то еще говорил о призерах бегового сезона. Пролетел со стороны Ходынского поля самолет, и Бабель рассказал про свой недавний полет над Черным морем со старейшим, вроде Уточкина и Российского, авиатором Хиони. Слушая, Есенин раза два с недоумением на меня посмотрел. Наконец проговорил: — Сын что-то у тебя большой.
За стеклами очков смеялись глаза Бабеля. Засмеялся и Есенин. Детей у Бабеля тогда еще не было, а у Есенина — двое. Есенин сказал, что собирается в гости к матери, спросил про близких Бабеля: жива ли мать, жив ли отец. С разговором об отце вспомнился и старый кот, которого гладил его чудак отец, сидя на стуле посреди тротуара на Почтовой улице.
Есенинские стихи Бабель читал и про себя, и вслух. Читал ему свои стихи и Есенин, привязавшийся к Бабелю, полюбивший его. Очень любил Бабель вот это есенинское: «Цвела — забубённая, росла — ножевая, а теперь вдруг свесилась, словно неживая».
На скамье у Страстного монастыря Есенин тоже свесил голову, но очень живую, прекрасно-задумчивую. До того успокоенным и добрым было в тот день его лицо, что показалось просто ерундой, что голову эту называли — пускай даже сам Есенин — забубённой и неживой. На скамье сидели два тридцатилетних мудреца, во многом схожие в этот час — познавшие, но по-прежнему любознательные; не к месту было бы говорить о пресыщении.
Отчего же мне так немного запомнилось из беседы под липой у монастыря, хотя сидели они долго, несколько часов? Ослабела память? Нет, разговор таких людей запомнился бы навсегда. Или я не соображал, какие таланты сошлись за беседой? Соображал! Причина проще — оба подолгу молчали. Подошла девчонка-цыганочка, затрясла плечами. Бабель полез за мелочью в карман, сунул какую-то монету девчонке и Есенин. Оба сделали это поспешно, торопясь поскорей отделаться от не порадовавшей их сценки. Цокали вдали извозчичьи пролетки. Так громко цокали, что заглушали звон проносившейся вдоль бульвара «Аннушки». «И догорал закат улыбкой розовой», как писал, вспоминая с умилением свою юность, профессор Устрялов в журнале «Россия». Журнал читал человек, подсевший на скамью с намерением поговорить с Есениным. Узнав известного поэта, он затеял разговор о поэзии, но Есенин не отвечал, и тот недовольно поднялся.
В редакцию журнала «Красная новь» поднимались по плохо отмытой мраморной лестнице старомосковского трехэтажного особняка в Успенском переулке. Есенин сидел на письменном столе, он болтал ногами, с них спадали ночные туфли. Бабель стоял посредине комнаты, протирал очки. Он вообще часто протирал очки. Есенин уговаривал Бабеля поделить какие-то короны. Вникнув в их разговор, я разобрал:
— Себе, Исаак, возьми корону прозы, — предлагал Есенин, — а корону поэзии — мне.
Ласково поглядывавший на него Бабель шутливо отнекивался от такой чести, выдвигая другие кандидатуры.
Когда в декабре 1925-го Бабель услыхал о самоубий­стве Есенина, на лице его сделалось то выра­жение растерянности, какое бывает у очень близорукого человека, неведомо где позабыв­шего свои очки».
А через 15 лет не стало и Бабеля. 27 января 1940 года по приговору Верховного суда СССР он был расстрелян и в ту же ночь его останки были отправлены в Донской крематорий с официальной бумагой: «Принять вне всякой очереди для кремации».
:) Исаак Бабель не выносил литературной среды, но это не отменяло его искренней дружбы с отдель­ными ...
Рейтинг записи:
5,5 - 44 отзыва
Нравится40
Поделитесь записью с друзьями
Татьяна Татьяна
Евгений Евгений
Бабель колоссальный мужик, наверное взяточник был, раз казнили его, многие говорят что в те времена расстреливали только воров и взяточников.
Мила Мила
Евгений- так жаль тебя,,, такого " ограниченного ",,
Маргарита Маргарита
А мне кажется Мила. Что ограниченные это вы! Скоро 70 лет уже а она все Мила еще!
Наверх