
Я глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент с еврейским паспортом и полунемецкими корнями.
матерюсь профессионально и обаятельно, пью профессионально и этнически точно, с женщинами умозрительно возбужден, с коллегами вяло соревновательно тщеславен.
но умиротворения нет...
времени, отпущенного на жизнь, оказалось мало.
смерти я не боюсь...
боюсь выглядеть старым.
боюсь умирания постепенного, когда придется хвататься за что-то и за кого-то...
я красивый старик, боящийся стать беспомощным.
в общем, диагноз - "старость средней тяжести".
в нашем возрасте (от 75-ти и выше) ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать.
я столько раз бросал курить, но ни к чему хорошему это не привело. возвращался обратно к этому пороку, пока сын, которого я очень слушаюсь и боюсь, не сказал: "всё, хватит".
а потом меня навели на замечательного академика, предупредив, что он никого не принимает, но меня откуда-то знает и готов побеседовать.
я собрал полное собрание сочинений анализов мочи и поехал куда-то в конец шоссе энтузиастов.
особняк, тишина, ходят милые кривоногие дамы в пластмассовых халатах. ковры, огромный кабинет. по стенам благодарственные грамоты от наполеона, от петра I, от навуходоносора...
и сидит академик в золотых очках.
- сколько вам лет? - говорит.
да вот, - говорю, - четыреста будет.
- мы, значит, ровесники, я младше вас на год.
когда он увидел мою папку анализов, взмахнул руками: "умоляю, уберите". мне это уже понравилось. заглядывать в досье не стал. "а что у вас?" я говорю:
- во-первых, коленки болят утром.
- а у меня, наоборот, вечером. что еще?
- одышка.
- ну это нормально.
- я стал быстро уставать.
- правильно. я тоже. в нашем возрасте так и должно быть.
и я успокоился. раз уж академик медицины чувствует себя так же, как и я, то о чем тогда говорить? на прощание я сказал, что бросил курить.
он посмотрел на меня через золотые очки:
- дорогой мой, зачем? в нашем возрасте ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать.
доживаем как есть.
я поцеловал его в грамоты и ушел.
гений!
Александр ширвиндт
матерюсь профессионально и обаятельно, пью профессионально и этнически точно, с женщинами умозрительно возбужден, с коллегами вяло соревновательно тщеславен.
но умиротворения нет...
времени, отпущенного на жизнь, оказалось мало.
смерти я не боюсь...
боюсь выглядеть старым.
боюсь умирания постепенного, когда придется хвататься за что-то и за кого-то...
я красивый старик, боящийся стать беспомощным.
в общем, диагноз - "старость средней тяжести".
в нашем возрасте (от 75-ти и выше) ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать.
я столько раз бросал курить, но ни к чему хорошему это не привело. возвращался обратно к этому пороку, пока сын, которого я очень слушаюсь и боюсь, не сказал: "всё, хватит".
а потом меня навели на замечательного академика, предупредив, что он никого не принимает, но меня откуда-то знает и готов побеседовать.
я собрал полное собрание сочинений анализов мочи и поехал куда-то в конец шоссе энтузиастов.
особняк, тишина, ходят милые кривоногие дамы в пластмассовых халатах. ковры, огромный кабинет. по стенам благодарственные грамоты от наполеона, от петра I, от навуходоносора...
и сидит академик в золотых очках.
- сколько вам лет? - говорит.
да вот, - говорю, - четыреста будет.
- мы, значит, ровесники, я младше вас на год.
когда он увидел мою папку анализов, взмахнул руками: "умоляю, уберите". мне это уже понравилось. заглядывать в досье не стал. "а что у вас?" я говорю:
- во-первых, коленки болят утром.
- а у меня, наоборот, вечером. что еще?
- одышка.
- ну это нормально.
- я стал быстро уставать.
- правильно. я тоже. в нашем возрасте так и должно быть.
и я успокоился. раз уж академик медицины чувствует себя так же, как и я, то о чем тогда говорить? на прощание я сказал, что бросил курить.
он посмотрел на меня через золотые очки:
- дорогой мой, зачем? в нашем возрасте ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать.
доживаем как есть.
я поцеловал его в грамоты и ушел.
гений!
Александр ширвиндт

Следующая запись: Свет простых фонарей
Лучшие публикации