Мы в социальных сетях:

О нас | Помощь | Реклама

© 2008-2025 Фотострана

Реклама
Получить
Поделитесь записью с друзьями
ОБО ВСЕМ
ОБО ВСЕМ
Александра Зволинская

КЛАССИКИ

Лёгкий ветерок налетел откуда-то снизу, с другого конца улицы, спускавшейся с холма в долину, и слегка пошевелил сплющенную жестяную банку, но то ли не сумел, то ли просто поленился сдвинуть её с места. Русоволосая девчонка, прикусившая было губу от досады, вздохнула с облегчением. Поджав левую ногу, она прицелилась и прыгнула, сдвинув жестянку на следующую клетку с цифрой «8». Довольно улыбнувшись, она перепрыгнула на «восьмёрку» вслед за жестянкой, следующим прыжком развернулась и хотела было двигать банку дальше, но наступив на какой-то мелкий камушек, ойкнула и оступилась. Босые ноги двенадцатилетней девочки дружно заступили за белую прочерченную мелом линию. Ход был проигран.
— Нечестно, я на какой-то бугорок наступила, — насупилась девчонка, всем своим видом показывая, что ей очень не по душе проигрыш. Ей даже почти удалось скрыть странный зеленоватый блеск глаз — от неба, от моря, неторопливо золотившегося за дальним холмом, даже от пролетавшего мимо воробья. Но не от соратницы по игре.
— Честно-честно, — подмигнула вторая девочка, показав подруге язык. — Раз заступила, значит, пора. Давай уже, не тяни.
Проигравшая девочка села, скрестив ноги, прямо на нагретый солнцем асфальт, на ту самую белую черту, отделявшую классики от остальной вселенной, и задумалась. Вторая, внимательно глядя на неё, подсела поближе, заправила за ухо выбившуюся из высокого хвоста рыжую прядь, и приготовилась слушать.
Море уютно плескалось за дальним холмом, наполняя город солёными брызгами, неумолкающим гулом и почему-то — божьими коровками.
— Что ж, пусть будет вот это... — проговорила наконец русая девчушка, почесала пятку с белой линией посередине и заговорила.

Мерный гул зимнего аэропорта чуть-чуть напоминал море, если бы оно плескалось здесь, посреди заснеженного поля, у самой кромки очередного авиатерминала. Может быть, если бы оно здесь было, под стеной, вся занесённая снегом, не сидела бы и не рыдала молодая женщина, что-то невнятно говоря присевшему рядом с ней на корточки мужчине. Если бы... Но моря, увы, не было.
— Ты понимаешь... и всё... всё... и ничего уже... и совсем ничего... — говорила она сквозь рыдания, и всё, что он мог понять — случилось что-то очень плохое. Очень-очень. — Марина... Марина звонила...
Она снова согнулась, не в силах сдерживать слёзы, и уткнулась горящими щеками в снег, чтобы хоть как-то придти в себя. Мимо иногда проходили люди, то к терминалу, то от него, их было немного и они почти не оглядывались. Только одна девочка лет двенадцати удивлённо и сочувственно посмотрела на них обоих, пробормотала что-то себе под нос и побежала куда-то вперёд. Маму, наверное, догонять.
Он взял телефон и набрал номер её сестры Марины.
— Да? — отозвался на том конце уставший женский голос.
— Марин, привет, это Дима. Тут Ольга рыдает, ничего толком объяснить не может. Что стряслось?
— Привет, Дим, — она явно не хотела ничего никому объяснять, уже в двадцать пятый раз, но что делать — придётся. — Папа, Дим. В больнице. Реанимация.
Дима вспомнил улыбчивое лицо тестя, с редкими ещё морщинами и насмешливыми глазами.
Ему всегда нравился этот ироничный, но очень честный и добродушный человек, который теперь, может быть, никогда уже не встанет с нестерпимо белых больничных простынь.
— Насколько серьёзно? — всё-таки спросил Дима, заранее зная ответ.
— Хорошо, если до завтра доживёт, — выдохнула Марина как можно тише, чтобы не услышала задремавшая на диване мама. Ольга, как будто разобрав её слова, снова зарыдала, размазывая по лицу колючий снег.
— Мы скоро будем дома, — Дима не знал, что сказать, но молчать тоже было невмоготу. — Ты когда к нему поедешь?
— Я вернулась недавно, до утра туда всё равно не пустят, он без сознания. — Марина замолчала, прислушиваясь к шорохам внутри квартиры: мама стонала во сне, зовя папу и беспокойно ворочаясь. Молодая женщина тяжело вздохнула. — Но если не случится чуда, утром, боюсь, навещать будет уже некого. В общем, приезжайте, хоть шампанского выпьем, стол-то накрыли ведь, и шампанское есть, и даже куранты можно послушать. Только маму не разбудить бы...
И она повесила трубку.
— Оль, — Дима поднял жену на руки, встряхнул легонько, чтобы скинуть снег. — Поехали домой. Двенадцать же скоро, надо хоть год встретить...
— Какой год? Нет никакого года... Нет больше... — она снова разрыдалась у него на плече, и он тихонько, осторожно понёс её сквозь метель к железнодорожной станции.
Аэропорт, подражая морю, в последний раз выдохнул им вслед и затих, только снежные чайки тоскливо кричали где-то в тёмной вышине.

— Слишком грустно, — прервала подружку рыжая, выводя мелом какие-то узоры на асфальте.
— Почему?
Взбирающийся с холма на холм южный город звенел от солнца и зелени, и с окружённого деревьями пятачка асфальта было видно далеко-далеко — и неторопливые машины внизу, и как в парке под холмом гуляют с колясками женщины, и как носятся собаки, по-своему, по-собачьи радуясь лету. И ну совершенно со всем этим не вязалась грустная зимняя история. Её нужно было срочно исправлять.
— Я думала, у меня получится. Но не получилось, — хмуро ответила русоволосая девчонка, зябко поёживаясь от зимнего холода. Последняя снежинка стремительно таяла на кончике её носа. — Там совсем никак не получается.
Ей было ужасно обидно, что на этот раз превратить грустную историю в радостную так и не удалось. А больше всего было жалко женщину, звавшую мужа во сне.
— Тогда давай вместе, — предложила рыжая, садясь рядом с подругой на белую черту. Перед ними на асфальте были расчерчены клетки классиков, а ветер снова пытался втихомолку стащить жестяную банку для игры в Судьбу. Но у него это, к счастью, снова не получилось.
Две двенадцатилетние девочки, взявшись за руки, глубоко вздохнули, переглянулись и наперебой заговорили.

Больничная палата было очень чистой, белой и очень пустой. Тот, который лежал на хрустящих простынях, был уже почти не здесь, и врач, поняв, что больше сделать уже ничего нельзя, задремал в кресле у кровати пациента, загадав перед сном желание — ведь Новый год же, в конце концов, когда ещё им сбываться, желаниям-то? — проснувшись, застать его ещё здесь, на этой стороне Вечности.
Все, кроме дежурного врача и двух медсестёр, разъехались праздновать приход нового времени домой, и в больнице было тихо, чисто и почему-то празднично, хотя с чего бы? Совсем ведь не праздничное место, увы. За окном метель дышала ровно и глубоко, как море, которого в этих краях никогда не было и быть не могло. Врач не мог бы сказать, сколько он проспал, когда, приоткрыв глаза, увидел у кровати пациента двух девочек лет двенадцати, русую и рыжую. Они сидели по обе стороны кровати и что-то шептали в ухо лежащему без сознания мужчине.
— Эй, вы что здесь делаете? — ещё не до конца проснувшись, пробормотал врач.
— Мы? Мы — ничего. А ты — спишь, — не терпящим возражения тоном ответила рыжая... и он почему-то тут же заснул. А может, он и вообще не просыпался? Чего только не приснится иногда...
— Правда? — Ольга вцепилась в телефонную трубку так, что ещё чуть-чуть, и пластик лопнул бы под её побелевшими пальцами. — Вы уверены?
— Уверен, — дежурный врач на удивление хорошо выспался и ни в коем случае не мог ошибиться: пациенту стало лучше. — Думаю, он скоро придёт в себя, так что можете приезжать.
Только не толпой, максимум двое, слышите? Состояние всё ещё очень тяжёлое.
— Да, конечно. Спасибо, доктор!
В трубке раздались гудки, а Ольга всё стояла и стояла посреди комнаты, боясь двинуться — вдруг это просто хороший сон?
— Оль, ну что? — тревожно заглянула ей в лицо мама.
— Мам... ты только не волнуйся раньше времени, ладно? Ему лучше.
За то, чтобы никогда больше не видеть на мамином лице этой исстрадавшейся, ничему не верящей, страшной какой-то радости, Ольга отдала бы что угодно. Она решила поскорее сменить тему:
— Кстати, знаешь, врач почему-то спросил меня, нет ли у папы внучек. Не знаешь, почему?
— Нет, не знаю, — ровным бесцветным голосом поговорила мама и опустилась в кресло. — Оль, неужели обошлось? — совсем тихо спросила она дочь. Ей так хотелось поверить, но сил не было.
— Обошлось, мам, — неожиданно уверенным, хоть и сиплым голосом ответила Ольга, зябко поёжившись от воспоминаний о вчерашнем прилёте в аэропорт. И повторила, то ли матери, то ли себе. — Обошлось...
За окном стояло первое утро нового года, тихое и чистое. Оно дышало ровно и глубоко, как море за дальним холмом где-нибудь на самом краю света. Ольга, присев на подоконник, смотрела на обновлённый заснеженный город и слушала море, совершенно забыв, что его здесь никогда не было и быть не могло.

— Вот теперь всё хорошо, — довольно заключила рыжая девчушка, вставая и оглядываясь на солнечный город. — Давай по мороженому, и моя очередь прыгать.
Ветер бросил всякие попытки умыкнуть жестяную банку, и принялся растрёпывать светло-русые волосы, заплетая их в неровные тонкие косички.
— Погоди, — отозвалась с загадочной улыбкой русоволосая девочка, всё ещё сидя на черте, за которую по неосторожности заступила, играя в классики. — Ещё чуть-чуть.

Прошло несколько месяцев. Папу давно забрали домой, где он потихоньку набирался сил и уже даже выходил гулять на балкон. Мама не отходила от него, ругая за каждое лишнее движение.
Однажды утром, когда папа сидел на балконе в плетёном кресле и с удовольствием рассматривал начинающий зеленеть апрельский двор, к нему с загадочным видом подошла Ольга.
— Пап, а пап... Пап, а ты ко внукам как относишься?
Где-то в безоблачном весеннем небе им обоим вдруг послышался мерный плеск волн, но всего на мгновение.
— Хорошо, — мужчина внимательно посмотрел в глаза совершенно счастливой дочери. — Только с одним условием: ты как хочешь, но первой должна быть внучка. Русая. Или рыжая, — и он широко улыбнулся каким-то своим, неведомым Ольге мыслям. Или воспоминаниям…
Рейтинг записи:
6,0 - 55 отзывов
Нравится49
Поделитесь записью с друзьями
Показать прошлые комментарии
Удаленный пользователь Удаленный пользователь
Комментарий скрыт
Удаленный пользователь Удаленный пользователь
Комментарий скрыт
Галина Галина
Супер!!!
Людмила Людмила
Галина Галина
Как хорошл
Галина Галина
хорошо!!!
Наверх