Здесь выдают
ставки
ставки

25 мая 1937 года, в столице Франции открылась Всемирная выставка (продолжалась до 25 ноября). Центральным её событием, «гвоздём» стало эпическое противостояние двух павильонов, советского и нацистского. Они располагались как раз напротив, фасадами друг к другу. Советский павильон венчала скульптура «Рабочий и колхозница» работы скульптора Веры Мухиной (1889–1953), позднее перенесённая на московскую ВДНХ. Пабло Пикассо восхищался тем, как найден материал — нержавеющая сталь, как смотрится группа на фоне сиреневого парижского неба. Франс Мазерель — известный французский график — признавался: «Ваша скульптура поразила нас. Мы целыми вечерами говорим и спорим о ней».
Прямо напротив советского павильона располагался павильон Германии, который был построен в форме римской цифры III и был увенчан орлом — гербом Третьего Рейха. У подножия германского павильона были установлены скульптурные группы Йозефа Торака (1889—1952) «Товарищество» и «Семья». «Рабочий и Колхозница», таким образом, в упор смотрели на орла со свастикой и более того, казалось, вихрем летели ему навстречу. У советских архитекторов такое «агрессивное» поведение их символики вызывало некоторое смущение. «Возникала неловкость от того, что наша группа «Рабочий и колхозница» вихрем летела прямо на фашистов, — писал главный инженер павильона СССР Пётр Львов. — Но повернуть скульптуру было невозможно, так как она шла в направлении здания».
А про скульптурные группы обнажённых атлетов у германского павильона пресса писала: «Стоящие рядом друг с другом полные сил могучие фигуры, идущие нога в ногу, объединённые общей направленностью воли, устремлённые вперёд, уверенные в себе и уверенные в победе...»
Наверное, далеко не все посетители выставки осознавали, что скоро это противостояние коммунизма и нацизма, пока ещё мирное (хотя в Испании оно и тогда уже перестало быть мирным), выльется в самую разрушительную войну в истории человечества...
Из воспоминаний мужа Веры Мухиной Алексея Замкова о процессе монтажа скульптуры «Рабочий и Колхозница»: «По мере того как статуя росла и одевалась оболочкой, она производила всё большее впечатление как на друзей, так и на врагов и вызвала резкую поляризацию среди парижских белоэмигрантов. У наиболее черносотенной части это проявилось в неприкрытой ненависти, прорывавшейся в самых различных формах. В эмигрантских газетах появились эпиграммы и карикатуры на статую, в общем довольно беззубые. Однако были нападения и более серьёзные.
Однажды утром, незадолго до конца строительства, к нам пришёл один из испанских рабочих, работавших на находившемся недалеко павильоне республиканской Испании, и посоветовал срочно осмотреть лебедки, регулировавшие натяжение тросов крепления монтажного крана. И не зря. Один из тросов оказался подпиленным. В случае нагрузки на стрелу крана он бы неминуемо лопнул, приведя к катастрофе и, вероятно, безнадежному разрушению статуи. Вызванная тут же парижская полиция только разводила руками и делала вид, что этого не может быть, так как этого не может быть никогда: «В Париже, месье, такие вещи просто не делаются».
Кажется, к вечеру того же дня появились молодые люди из дружественного н нам крыла эмигрантских кругов: они услыхали о готовящейся диверсии и прибежали предупредить. С этого дня и до конца работы, пока кран не был снят и статуя не оказалась в безопасности, патрули из числа эмигрантской молодежи по 4-5 человек каждую ночь охраняли лебёдки, вынесенные далеко за пределы строительной площадки павильона. Вспоминается, что французские и особенно испанские рабочие, проходя мимо строительства, заходили на площадку и приветствовали стоявшие ещё на земле огромные головы статуй высоким движением руки с сжатыми в кулак пальцами — общепринятым в то время знаком международной солидарности рабочих...»
Прямо напротив советского павильона располагался павильон Германии, который был построен в форме римской цифры III и был увенчан орлом — гербом Третьего Рейха. У подножия германского павильона были установлены скульптурные группы Йозефа Торака (1889—1952) «Товарищество» и «Семья». «Рабочий и Колхозница», таким образом, в упор смотрели на орла со свастикой и более того, казалось, вихрем летели ему навстречу. У советских архитекторов такое «агрессивное» поведение их символики вызывало некоторое смущение. «Возникала неловкость от того, что наша группа «Рабочий и колхозница» вихрем летела прямо на фашистов, — писал главный инженер павильона СССР Пётр Львов. — Но повернуть скульптуру было невозможно, так как она шла в направлении здания».
А про скульптурные группы обнажённых атлетов у германского павильона пресса писала: «Стоящие рядом друг с другом полные сил могучие фигуры, идущие нога в ногу, объединённые общей направленностью воли, устремлённые вперёд, уверенные в себе и уверенные в победе...»
Наверное, далеко не все посетители выставки осознавали, что скоро это противостояние коммунизма и нацизма, пока ещё мирное (хотя в Испании оно и тогда уже перестало быть мирным), выльется в самую разрушительную войну в истории человечества...
Из воспоминаний мужа Веры Мухиной Алексея Замкова о процессе монтажа скульптуры «Рабочий и Колхозница»: «По мере того как статуя росла и одевалась оболочкой, она производила всё большее впечатление как на друзей, так и на врагов и вызвала резкую поляризацию среди парижских белоэмигрантов. У наиболее черносотенной части это проявилось в неприкрытой ненависти, прорывавшейся в самых различных формах. В эмигрантских газетах появились эпиграммы и карикатуры на статую, в общем довольно беззубые. Однако были нападения и более серьёзные.
Однажды утром, незадолго до конца строительства, к нам пришёл один из испанских рабочих, работавших на находившемся недалеко павильоне республиканской Испании, и посоветовал срочно осмотреть лебедки, регулировавшие натяжение тросов крепления монтажного крана. И не зря. Один из тросов оказался подпиленным. В случае нагрузки на стрелу крана он бы неминуемо лопнул, приведя к катастрофе и, вероятно, безнадежному разрушению статуи. Вызванная тут же парижская полиция только разводила руками и делала вид, что этого не может быть, так как этого не может быть никогда: «В Париже, месье, такие вещи просто не делаются».
Кажется, к вечеру того же дня появились молодые люди из дружественного н нам крыла эмигрантских кругов: они услыхали о готовящейся диверсии и прибежали предупредить. С этого дня и до конца работы, пока кран не был снят и статуя не оказалась в безопасности, патрули из числа эмигрантской молодежи по 4-5 человек каждую ночь охраняли лебёдки, вынесенные далеко за пределы строительной площадки павильона. Вспоминается, что французские и особенно испанские рабочие, проходя мимо строительства, заходили на площадку и приветствовали стоявшие ещё на земле огромные головы статуй высоким движением руки с сжатыми в кулак пальцами — общепринятым в то время знаком международной солидарности рабочих...»
Следующая запись: Назад в СССР - 26 мая 2025 в 05:31
Лучшие публикации