19 июля исполняется 88 лет замечательному актеру театра и кино,
народному артисту РСФСР Александру Анатольевичу Ширвиндту.
* * * * *
88 лет – дата, конечно, внушительная, но возраст – это не величина цифры, а состояние духа. У Бунина в повести «Деревня» есть щемящее определение: «это был старозаветный мужик, ошалевший от долголетия».
Детство маленького Ширвиндта было вполне светским: в то время в Москве и речи не могло быть о соблюдении еврейских традиций. Дань еврейству была отдана не в религиозной, а музыкальной части. Как и любого хорошего еврейского мальчика, родители Саши видели его в будущим великим скрипачом. Но непутевый скрипач уроки музыки нещадно прогуливал, и грезил о кино и театре. Так что решение сына поступить после школы в Щукинское театральное училище родителей не удивило.
Поступил он туда без проблем, зато, когда прогремело «дело врачей», пришлось очень нелегко. «В 1953 году меня под это дело из института выгоняли. Я, правда, не врач, но все равно выгоняли, чистка была всего населения. Но я проскочил, ничего, жив-здоров, – вспоминает Ширвиндт. – А вскоре в Театре эстрады замечательный режиссер Саша Конников делал обозрение «Москва с точки зрения».
И я, молодой, только после театрального училища, должен был водить зрителей по Москве. И Саша сказал мне, что с такой фамилией это утопия. Ну, я и взял фамилию Ветров. Потому что, когда сажали моих дядей и теток, меня на всякий случай отправили в поселок Сокол. Там жили наши друзья Ветровы, и я стал на некоторое время Ветровым. Но, скажу я вам, это была единственная в моей жизни программа под чужой фамилией. Больше моя немецко-еврейская фамилия меня никогда не смущала, и нигде не мешала. Так что теперь я, мой сын, мои внуки и правнуки – Ширвиндты. Таня Васильева всегда мне говорит: «Я ни о чем в жизни не жалею, только завидую Шурке, что он нашел в себе мужество оставить свою фамилию». У меня в Театре сатиры четыре Васильевых, а Ицыкович была бы одна».
Александр Анатольевич – великий острослов. Причём, шутить умеет с фирменным, абсолютно невозмутимым выражением лица. Его ироничные высказывания можно собрать в «золотую коллекцию» и перечитывать – столько в них искромётного юмора и жизненной мудрости! Вот, например, некоторые из них.
О любви.
«В моей профессии любовь постоянно приходится играть. Про любовь я наигрался, поэтому в жизни, когда говорят «любовь», у меня сразу возникает ощущение либо вранья и соплей, либо сурового быта: дети, внуки, тещи, невестки, обязательства… И всплывают воспоминания: когда начиналась вся эта любовь, не было ни квартир, ни машин. Велосипеды были.
А как любить на велосипеде? Женскую грудь я впервые увидел в родильном доме. Мама рассказывала, что, когда она стала меня кормить, я смотрел на грудь как настоящий бабник… Получается, что в жизни я однолюб. То есть мужчина, испортивший жизнь только одной женщине…»
О верности и молодости
«Жён на старости лет не меняют! Все эти культы молодости, новомодные силиконы – химия. А я люблю натуральный продукт. Пусть он уже не очень свежий, зато я буду знать, что он выращен в огороде, а не в химической лаборатории… И сам буду доживать со своим лицом, и ничего в нем менять не буду. Помню, меня покойная Люся Гурченко как-то заставила челюсть сделать — для голливудской улыбки. Мы с ней снимались в фильме «Аплодисменты, аплодисменты…». Она сказала: «Всё, я сниматься с тобой не буду, езжай делать челюсть!» А ей нельзя было ни в чём отказать — при её-то напоре. В общем, она меня дожала. Я и поехал. Делали мне челюсть не у дантистов, а в мастерской на «Мосфильме». Залили в рот самосвал бетона — я чуть не задохнулся. А потом слепили страшную белую челюсть каких-то лошадиных размеров… Я приехал в Ленинград, воткнул её в рот и спросил Люсю: «Ну, ты шовольна? Я шепель шкашать нишего не могу». А она: «Зато как выглядишь!»
О возрасте.
На очередной диспансеризации у меня обнаружили синусовую брадикардию. В переводе на общедоступный – перебои. Вероятно, от сердца эти симптомы поползли по организму, и возникла мерцающая аритмия мысли.
Сейчас постановили, что нужно очень внимательно относиться к людям предпенсионного возраста. Это прекрасная находка. Можно, например, при достижении предпенсионного возраста начать переучиваться на другую профессию. И государство в этом поможет. Предположим, если ты всю жизнь занимался макраме, то в 60 лет логично осваивать лесоповал , чтобы к 85-ти где-то в районе Иркутска стать успешным китайским лесопромышленником. Такая неожиданная забота о стариках – или следствие полной неуверенности в молодежи, или хитрый ход для убыстрения вымирания, так как обычно, если мы что-то начинаем беречь, то это накрывается быстрее всего.
Несколько лет назад, я посчитал художественных руководителей московских театров находящихся в возрасте от 80 до 90 лет. Великая дама советского и постсоветского времяпрепровождения на этой Земле (пишу это с полной ответственностью) Галина Борисовна Волчек сказала как-то на встрече с артистами, что необходимо в силу возраста подыскать для наших кабинетов сиделок. Тем самым даже она признала наличие заболевания.
О времени.
Лет двадцать подряд я отдыхаю на Валдае – тупо сижу с удочкой. Саша Абдулов и Андрюша Макаревич на окраине Валдая построили дома. Когда Абдулов при всей своей занятости вырывался туда, там стоял дым столбом. Как-то звонит он мне полпервого ночи: «Дядя Шур, Андрюшка приехал, ребята собрались, давайте к нам». Я начинаю кобениться: «Саша, уже ночь, я старый. В следующий раз обязательно». И не оторвал задницу, не поехал. Сашку я больше не видел. Когда куда-то зовут, надо сразу лететь, а то есть риск больше никогда не увидеться.
Устраивали как-то вечер памяти Элика Рязанова в Концертном зале имени Чайковского. Через три дня там же – вечер памяти Булата Окуджавы. Не прошло и недели – презентация книги о Михаиле Козакове. В Доме актера – вечер воспоминаний о Сереже Юрском. И я везде выхожу на сцену – становлюсь единственным случайно дожившим и превращаюсь в атрибут ритуальных услуг.
Об Израиле.
В последний раз я был в Израиле в 2016 году. А до этого – аж 21 год назад, в 1995. Тогда убили Рабина, и у нас отменился спектакль в Хайфе. И ничего за годы не меняется: море не украли, третий храм не построили. Мне очень-очень тут хорошо: как в гостях, откуда очень приятно возвращаться домой. Голос крови на этой земле звучит совершенно иначе, конечно. Но у меня никогда не было даже мыслей об эмиграции. Я физиологически не могу нигде больше существовать, кроме как в России. Ну, и тем более, ты здесь – действующая фигура, а там что, сидеть на пособие в сквере?!»
Об отношении к людям.
«Я прощаю людям абсолютно всё, кроме злости, скупердяйства и антисемитизма».
........................................................................... ..............................
Отрывки из книг Александра Ширвиндта «Опережая некролог»,
«Я о себе»._______Мы поздравляем Александра Анатольевича с Днем Рождения______
Желаем ему Здоровья и новых интересных ролей.
Здесь выдают
ставки
ставки
Следующая запись: Утро доброе!....
Лучшие публикации